| |
242
на Хиросиму и другую на Нагасаки. «Нет, — ответил полковник, — они
сбросили на нас три бомбы: одну на Хиросиму и две на Нагасаки, но одна у них не
взорвалась». Это было неожиданным для меня, и я как-то сразу спросил его: «И
что же вы сделали с этой бомбой?» «А что мы можем с ней сделать при нынешнем
нашем положении? Лежит она у нас, придут американцы, возьмут ее, и на этом все
будет закончено». Затем, сделав небольшую паузу и внимательно посмотрев на меня,
добавил: «Знаете, мы бы с большим удовольствием передали ее вам». Это было так
неожиданно, что я не принял всерьез его слова и с нескрываемой усмешкой сказал:
«Это интересно знать, почему Япония вдруг решила передать нам американскую
атомную бомбу, да еще с большим удовольствием?». «Видите ли, в чем дело, —
начал пояснять полковник, — наши острова будут оккупировать американские войска,
и если Америка будет обладать монополией на атомное оружие, то мы пропали: она
поставит нас на колени, закабалит, превратит в свою колонию, и мы никогда не
сможем вновь подняться. А если атомная бомба будет и у них и у вас, то мы
глубоко уверены, что в самом недалеком будущем мы вновь поднимемся и займем
подобающее нам место среди великих держав».
Мне эти доводы показались убедительными, и я спросил его: «А как вы
практически мыслите осуществить передачу нам атомной бомбы?» «Да это очень
просто сделать, — ответил полковник, — пока у нас с Токио есть прямая связь,
пойдемте с вами к аппарату, вы получите подтверждение о передаче вам атомной
бомбы, затем сядем, ну, хотя бы с вами, в самолет, полетим в Токио, там вы
получите атомную бомбу и привезете ее сюда».
Участие в этом деле Токио вызвало некоторые сомнения, и я спросил его: «И
вы думаете, что Токио даст свое согласие на передачу нам атомной бомбы?» «Я по
этому поводу не думаю, — ответил полковник, — я знаю, что Токио даст его: я
гарантирую вам это. Связь с Токио я устраиваю не для себя, а для вас, чтобы вы
были уверены в вашем полете».
Но мне как-то все еще не верилось, что Япония передаст нам атомную бомбу,
и я, стремясь получить еще какие-то подтверждения, задал ему каверзный вопрос:
«А как вы будете отчитываться перед американцами, что вы им скажете, куда
делась третья, невзорвавшаяся бомба?» Но полковник махнул рукой и сказал: «Это
вы не беспокойтесь, перед американцами мы отчитаемся, мы найдем, что им сказать.
» Я почувствовал, что говорить нам больше не о чем: бомба передается, обо всех
деталях передачи мы договорились, осталось действовать — идти к прямому проводу,
получить подтверждение и лететь в Японию за получением атомной бомбы.
Я поблагодарил полковника за сделанное им предложение и сказал, что о
нашем разговоре доложу своему командованию. «Доложите, — ответил полковник, —
только имейте в виду, что для передачи вам атомной бомбы в нашем распоряжении
остались уже не дни, а часы. И если только вы решите взять у нас атомную бомбу,
то нам надо действовать как можно быстрее, пока еще не высадились на наших
островах американцы и мы еще являемся на них полными хозяевами». Я заверил его,
что с докладом своему командованию не задержусь.
Вскоре Ковалев пригласил его к себе. Сначала, поскольку полковник торопил
меня с докладом, я хотел тут же, при нем, сообщить о его предложении, но в
последний момент решил, что надо дать возможность нашим генералам наедине
обсудить этот вопрос. И как только он ушел, я сразу рассказал, что сейчас, во
время разговора с полковником мне удалось выяснить, что на Японию сброшено не
две, а три атомные бомбы, но одна из них не взорвалась, и он предлагает нам
взять у них эту бомбу.
Выслушав меня, генерал-лейтенант Феденко воскликнул: «Да этого не может
быть, это невероятно, чтобы он предложил нам взять у них атомную бомбу! Не
пошутил ли он?» Я ответил, что на шутку не похоже: он предлагает идти к прямому
проводу и заверяет, что Токио подтвердит его предложение, и просит, если мы
только решим взять у них атомную бомбу, действовать как можно быстрее, так как
для передачи бомбы остались, по его словам, не дни, а часы, поэтому нам надо
что-то срочно ему ответить: он ждет нашего ответа. После моих слов Феденко
быстро встал и, направляясь к двери, повторил: «Это невероятно, это чудовищно,
что Япония предлагает нам взять у нее атомную бомбу!». С этими словами он вышел
из кабинета.
243
Дальнейшее мне неизвестно: у Феденко был свой переводчик, и он
практическую сторону дела взял в свои руки. Но мне известно, что полковник
сразу же после этого посещения штаба прекратил свои наблюдения за ходом
выполнения приказа императора и исчез, причем так быстро, что даже не нанес
Ковалеву прощального визита, который он должен был нанести ...
... Рассказал Вам это потому, что, возможно, я остался единственным живым
свидетелем тех сверхсекретных переговоров, а подробности этих переговоров Вам
могут в Вашей работе как-то пригодиться»370.
Кроме письма Титаренко Ивашутину авторы этой версии приводят две
телеграммы, причем первая из них, направленная начальником штаба Квантунской
армии генералом Хатой, сохранилась и в японских архивах:
«Радиограмма №1074
27 августа 1945 г.
Заместителю начальника Генштаба
от начальника штаба Квантунской армии
Неразорвавшуюся атомную бомбу, доставленную из Нагасаки в Токио, прошу
срочно передать на сохранение в советское посольство. Жду ответа».
Вторая телеграмма была послана заместителю наркома иностранных дел С.
Лозовскому из советского посольства в Токио:
|
|
