территории школы, а домой их отпускают в субботу днем, а в воскресенье вечером 
или в крайнем случае в понедельник рано утром они должны быть в школе.
 При таком обилии друзей многие бы обратили внимание на то, что Примаков 
куда-то исчез — да не на день-другой, а на целый год! Надо понимать, что по 
своим анкетным и физическим данным студент Института востоковедения Примаков 
вряд ли мог заинтересовать кадровиков министерства государственной безопасности 
(МГБ существовало до марта 1953-го, когда было создано единое Министерство 
внутренних дел, а с марта 1954-го уже существовал Комитет государственной 
безопасности).
 Могли Примакова, когда он поехал корреспондентом на Ближний Восток, привлечь к 
сотрудничеству с КГБ в качестве агента?
 По инструкции, существовавшей в КГБ, запрещалась вербовка сотрудников 
партийного аппарата. Что касается центрального органа партии — газеты «Правда», 
то рекомендовалось воздерживаться от оформления сотрудничества с правдистами и 
использования корпунктов «Правды» в качестве крыши для разведывательной 
деятельности.
 Другое дело, что, как правило, журналисты-международники старались дружить с 
КГБ. Это давало какую-то гарантию. Стать невыездным было легко, а вновь 
получить это право — очень трудно.
 Я работал во внешнеполитическом журнале «Новое время», где редакторы двух 
ведущих отделов были невыездные. Причина была известна. Оба позволили себе в 
большой компании сказать что-то «политически незрелое», это разозлило чекистов, 
и в зарубежные командировки их не пускали.
 У обоих были высокопоставленные знакомые, у одного друг был помощником самого 
председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова, но никто из друзей не хотел 
рисковать собственной карьерой, чтобы просить за невыездного.
 КГБ мог и помочь. Если были добрые контакты с комитетом, то резидент получал 
указание встретить прилетевшего из Москвы человека, помочь ему, дать машину с 
водителем, переводчика. Например, приезжающим в социалистическую ГДР начальник 
представительства КГБ или его заместитель разрешал съездить в капиталистический 
Западный Берлин.
 Иногда нужным людям, которые вовсе не являлись агентами, даже давали перед 
поездкой за рубеж в качестве добавки к командировочным небольшую неподотчетную 
сумму в долларах — подарок от председателя КГБ.
 Словом, как и очень многие корреспонденты, Примаков, вероятно, помогал нашим 
разведчикам. Но в кадрах КГБ (до назначения в 1991-м начальником разведки) он 
не состоял и среди «добровольных помощников» госбезопасности тоже не числился.
 Почему же Примакову упорно приписывают службу в КГБ? Возможно, потому что он 
выполнял в 70-е годы некоторые деликатные миссии за границей. Например, он был 
связным с иракскими курдами. Примаков это не отрицает:
 — У меня были хорошие отношения с лидером курдов Барзани, и я был участником 
процесса нормализации отношений между Барзани и Багдадом.
 Это действительно было особое задание, но не разведки, а ЦК КПСС.
 30 апреля 1970 года Примаков был назначен заместителем директора Института 
мировой экономики и международных отношений. Ему было всего сорок лет, для его 
возраста это была прекрасная научная карьера.
 ИМЭМО был самым влиятельным институтом в сфере общественных наук. Директор 
института Николай Николаевич Иноземцев необычайно дорожил Примаковым. Он вообще 
сыграл особую роль в жизни Евгения Максимовича. Они проработали вместе 
практически двадцать лет. В этой связке Иноземцев был старшим, он большего 
добился, но сделал все, чтобы Примаков догнал его. Иноземцев входил в группу 
партийных интеллектуалов, которая годами писала речи и доклады Брежневу.
 Когда Примаков пришел в институт, некоторые из высоколобых академических 
коллег ученым его не признали, считали всего лишь умелым журналистом. 
Пренебрежительно говорили, что Примаков защитил докторскую диссертацию по 
книге — причем одной на двоих с журналистом Игорем Беляевым.
 Примаков и Беляев, тоже правдист, написали большую книгу «Египет: время 
президента Насера» и решили на ее основе защитить докторские диссертации. Но 
это была тактическая ошибка: докторские диссертации — в отличие от книг — в 
соавторстве не пишутся. Ученый должен продемонстрировать творческую 
самостоятельность.
 Вспоминает один из сотрудников ИМЭМО:
 — Они с Игорем Беляевым, два арабиста, принесли в институт совместную работу и 
хотели защититься. Им, как полагается, устроили так называемую предзащиту — это 
обязательное широкое обсуждение. Им накидали множество замечаний, народ даже 
хихикал по поводу этого соавторства. Примаков и Беляев все правильно поняли, 
разделили свой труд, представили диссертации в новом виде, и оба успешно 
защитили докторские…
 Иноземцев и Примаков переориентировали институт на оперативный политический 
анализ. Некоторые ученые упрекали их за пренебрежение серьезной академической 
наукой. Другие полагали, что это единственный способ донести до руководства 
страны реальную информацию о положении в стране и мире.
 Примаков хотел, чтобы институт давал практическую отдачу. Это он затеял 
ситуационные анализы. Что это такое? Это мозговые атаки, когда собираются 
лучшие специалисты и предлагают несколько вариантов решения какой-то актуальной 
проблемы. Например, анализ ситуации на рынке нефти. Какие факторы повлияют на 
цены? Будет ли расти добыча? Как поведут себя Иран, Ирак, Саудовская Аравия?..
 Примаков был автором и редактором закрытых работ — то есть докладов и справок, 
снабженных грифом секретности и предназначенных исключительно для сведения 
начальства.