— Вот вы оказались в кабинете министра иностранных дел, сели в это кресло и 
сказали себе: ну, теперь я наконец сделаю то, что давно хотел осуществить…
 Примаков покачал головой:
 — У меня не было такого чувства. Я не стремился стать министром, чтобы что-то 
такое осуществить. Может, это черта моего характера. Я работал до этого и в 
«Правде», и на радио, потом был в Академии наук, руководил двумя крупными 
институтами, и в Верховном Совете, и где бы я ни был, мне везде казалось, что я 
работаю на очень важном участке. Ну и в разведке, конечно. Так что это не было 
целью всей жизни — стать министром иностранных дел. Но я пришел сюда не как 
новичок. У меня был опыт, и я стал работать без раскачки.
 Министру иностранных дел Евгению Примакову удалось то, что было не под силу 
его предшественникам, даже таким влиятельным, как Громыко и Шеварднадзе: он 
отвоевал для себя все высотное здание на Смоленской площади. Никогда еще этот 
дом, построенный в 1952 году, не принадлежал целиком МИДу. Наследников некогда 
могущественного Министерства внешней торговли выселили, а в здании начался 
долгожданный ремонт.
 Сначала поудобнее расселись заместители министра — мидовские кабинеты очень 
скромные, в других ведомствах начальство сидит куда просторнее. Теперь 
заместителям министра выделили комнаты отдыха — они там, естественно, не 
отдыхают, а принимают иностранных послов. Потом взялись ремонтировать целые 
этажи — так и рядовым сотрудникам тоже станет немного комфортнее.
 Кроме того, сотрудники министерства вновь стали получать квартиры, и, как 
гордо сказал Примаков, обеды в мидовской столовой подешевели.
 Второй приятный сюрприз Примакова — повышение пенсий. До его появления пенсия 
даже посла — генеральская должность! — была мизерной. Было решено, что пенсия 
кадрового дипломата составит около восьмидесяти процентов всего его денежного 
содержания на последней должности.
 — Не кисло, — радостно прокомментировал это решение один из членов коллегии 
министерства. — Служить можно.
 Примаков завоевывал сердца подчиненных тем же способом, каким ему уже удалось 
расположить к себе сотрудников Службы внешней разведки: улучшая условия их 
жизни и работы. В первый же год работы Примакова в министерство пошла молодежь.
 Примаков заговорил о многополюсном мире. Что он имел в виду? Плохо, когда в 
мире осталась одна сверхдержава, то есть Соединенные Штаты, и все крутится 
вокруг нее. Но это нежизнеспособная конструкция, должны быть разные центры силы.
 Примаков говорил: мы будем развивать отношения и с Западом, и с Востоком, и с 
теми, кто нам нравится, и с теми, кто нам не нравится.
 Российская дипломатия возобновила сотрудничество со старыми друзьями — Ираком, 
Ираном, Сербией. Открыто демонстрировала противоречия с Соединенными Штатами — 
единственной страной, с которой Россия любит себя сравнивать.
 Несколько раз казалось, что споры между Примаковым и американцами уже выходят 
за рамки обычной полемики. Происходило это из-за Ирака и сербской провинции 
Косово, населенной в основном албанцами. Это две горячие точки, которыми 
Примакову больше всего пришлось заниматься в роли министра.
 Можно ли считать, что Примаков настроен антиамерикански? Точнее было бы 
сказать, что процветание, удачливость, напор Соединенных Штатов вызывают у него 
неосознанное раздражение. Ему бы хотелось, чтобы, когда он садится за стол 
переговоров, за ним стояла бы такая же экономическая и военная мощь.
 Фамилию Примакова как очевидного кандидата в премьер-министры первым назвал 
лидер «Яблока» Григорий Алексеевич Явлинский.
 Депутаты подхватили эту идею. Примаков ни у кого не вызывал аллергии. 
Спокойный, основательный, надежный, он казался подходящей фигурой в момент 
острого кризиса. Более того, он понравился не только политикам, но и 
значительной части общества.
 Ельцин пригласил Примакова на дачу:
 — Евгений Максимович, вы меня знаете, я вас знаю… Вы — единственный на данный 
момент кандидат, который всех устраивает.
 Примаков искренне отказался. Ему нравилось быть министром иностранных дел и не 
хотелось браться за практически неразрешимую задачу:
 — Борис Николаевич, буду с вами откровенен. Такие нагрузки не для моего 
возраста. Вы должны меня понять. Хочу доработать нормально, спокойно. Уйдем на 
пенсию вместе в 2000 году.
 8 сентября, во вторник, Примаков сделал заявление:
 — Признателен всем, кто предлагает мою кандидатуру на пост председателя 
правительства. Однако заявляю однозначно — согласия на это дать не могу.
 Ельцин вел тройную игру: давил на Думу («У меня нет другой кандидатуры, это 
вопрос решенный, с вами или без вас, премьером будет Черномырдин»), убеждал 
Черномырдина не настаивать на своей кандидатуре («Виктор Степанович, нельзя 
вносить вашу кандидатуру в третий раз, в сегодняшней политической ситуации мы 
не имеем права распускать Думу») и через Юмашева уговаривал Примакова стать 
премьером.
 Юмашев несколько раз встречался с Примаковым:
 — Евгений Максимович, какие ваши предложения, что будем делать?
 Примаков отвечал:
 — Давайте предлагать Юрия Дмитриевича Маслюкова, это хороший экономист.
 — Борис Николаевич ни за что не согласится на премьера-коммуниста, вы же 
знаете, Евгений Максимович. И что же, будем распускать Думу?
 На самом деле от отчаяния Ельцин был готов на любой вариант.
 Юрий Дмитриевич Маслюков рассказывал позднее журналистам, что его прямо из 
отпуска пригласили к президенту. Утром 10 сентября он был в Кремле. Сначала с