Барбюс обратил особое внимание на то, что именно в 1927 г. оппозиция 
развертывалась не только методично и агрессивно, но и прежде всего «по 
определенному боевому плану».
Допустить, что Тухачевский не знал или не понимал всего этого, невозможно. 
Помимо того, что он читал газеты и всевозможные партийные документы, он обладал 
еще и доступом ко всей разведывательной информации.
Дело в том, что в 20-х годах прошлого столетия военная разведка, так же как и 
разведка ОГПУ, очень тщательно и внимательно приглядывала за видными деятелями 
белой эмиграции, отслеживая не только их связи и контакты с руководящими 
кругами Запада, но и, главным образом, их содержание, стремясь таким образом на 
самой ранней стадии выявить вынашиваемые там планы агрессии. Одним из 
источников такой информации была переписка между лидерами белой эмиграции, 
которую стремились перехватывать и Лубянка, и ТРУ, и, надо сказать, весьма 
успешно, если судить по хранящимся в России архивам. В них сохранились очень 
красноречивые документы видных деятелей белой эмиграции, в которых сквозят с 
прямыми ссылками на заявления лидеров Запада вышеописанные сценарии, прежде 
всего «хлебный». Наиболее примечательно из всех этих документов письмо от 28мая 
1923 г. бывшего посла царской России Б.А. Бахметьева в Америке, адресованное 
видной деятельнице масонского движения в России Е.Д. Кусковой. Именно в этом 
письме Бахметьев впервые с прямой ссылкой на президента США Гувера один к 
одному описал «хлебный сценарий».
Накануне того самого 1927 г. Бахметьев уже прямо указывал на фатальную 
неотвратимость столкновений «производственных инстинктов» (его собственный 
термин) крестьян-собственников со слабо национализированной промышленностью и 
торговлей, лишенных, по его в общем-то справедливому мнению, необходимой 
гибкости. Он писал о неизбежности новых производственных забастовок, вызванных 
обстановкой на «обменном конце» (его термин), и, соответственно, фатального 
повторения обстоятельств, приведших к первой капитуляции 1921 г. (под этим 
выражением Бахметьев имел в виду то, что после Кронштадского мятежа Ленин 
вынужден был провозгласить НЭП). Более того, прекрасно знавший уровень 
осведомленности и направленность мышления лидеров Запада в отношении России, 
Бахметьев прямо отмечал, что единственный выход - денационализация 
промышленности и торговли, и, как следствие, коренные политические изменения в 
СССР.
Но самое любопытное заключается в том, что когда в 1937г. вся эмиграция начала 
обсуждать причины расстрела Тухачевского и иже с ним, то в издававшейся в 
Париже милюковской газете «Последние Новости» в номере от 2 июня (т.е. еще до 
расстрела) была опубликована статья, в которой, наряду с главной политической 
целью разоблаченного заговора - свержением Сталина, отказом от социализма во 
всех его проявлениях, в части, касавшейся социально-экономических планов 
заговорщиков', едва ли не один к одному был указан «сценарий» по Бахметьеву.
Короче говоря, Тухачевский и знал, и понимал, и уж коли вышел с таким 
предложением, то совершенно сознательно. А значит, шел на серьезную 
военно-политическую провокацию в крайне тяжелой для страны и государства 
ситуации.
В чем причина? По своей ли инициативе или же «по заказу»?
Сталин, например, сразу же понял, что именно по заказу оппозиции, от того-то 
немедленно и отстранил ретивого «стратега» от поста начальника Генштаба, 
отправив его командовать Ленинградским военным округом - поближе к той самой 
«стратегической коннице». Правда, «стратег» и там не угомонился и продолжал 
бомбардировать своими «прожектами» кремлевское руководство. Но при всем том 
Сталин, ко всему прочему, вынужден был осознать и другое - ни самого «стратега»,
 ни, тем более, стоящие за ним и направлявшие его силы из стана оппозиции 
просто так, голыми руками не возьмешь: слишком уж опытная рука водила пером 
«задумчивого юноши в тужурке хаки».
Выше уже подчеркивалось, что агентуру влияния чрезвычайно трудно поймать с 
поличным, ибо буквально все, что она делает, очень легко списать на что угодно 
- от общей обстановки до элементарного обмена мнениями и добросовестных 
заблуждений. И Сталину пришлось потратить немало времени и сил, чтобы серьезно, 
аргументированно и документально доказать возникшие серьезные подозрения в 
отношения «стратега». Тот же путь вынуждена была проделывать и шагавшая нога в 
ногу с ним британская разведка.
Теперь о втором замкнутом круге, который, учитывая, что речь идет о предложении 
начальника Генштаба, назовем «Контрольный фон».
Именно ради контроля согласимся на допущение гипотетического предположения: как 
начальник Генштаба Тухачевский был обеспокоен резко нараставшей в том самом 
1927 г. угрозой вооруженного нападения на СССР, как с Запада, так и с Дальнего 
Востока. Потому-то и вышел с таким предложением о танках как бы вдогонку к уже 
сверстанному плану развития вооруженных сил страны.
Из истории хорошо известно, что угроза войны в 1927 г. была нешуточная, и 
потому очень сильно беспокоила высшее руководство СССР. Однако, допустив такой 
гипотетический вариант, тут же приходится отвечать на резонный вопрос: а почему 
надо было так шарахаться, фактически перейдя грань здравомыслия - в сторону 
одного вида боевой техники (тогда нигде в мире еще не сложились необходимые 
предпосылки для выделения танковых войск в отдельный род войск, так как самих 
танковых войск в их современном понятии еще нигде не было), к тому же очень 
молодого, не устоявшегося, чрезвычайно подверженного в те годы всевозможным, 
вплоть до фантастических, зигзагам конструкторской мысли? Кроме того, никаких 
условий для реализации такого предложения не было.
Если возникает реальная угроза нападения, то дело профессиональной чести