. Вечная скорбь, и сдержанный гнев, и взгляд в будущее со страхом и 
недоверием вперемежку с надеждой.
Своеобразными приемами при исследовании грядущего пользуется японский писатель 
Саке Комацу. Советский читатель уже знаком с его творчеством по повести «Черная 
эмблема сакуры» и нескольким рассказам, среди которых особенно выделяется 
«Времена Хокусая» — рассказ, вошедший в предыдущий сборник японской фантастики 
(издательство «Мир», 1967).
Сквозь атомный пепел и обломки милитаризма пробивается зеленый росток. Суждено 
ли ему вырасти? Во что он превратится? В уродливого мутанта? Или надежда все же 
есть?
Лицом к лицу столкнулся японский мальчик с непостижимой для него Службой 
времени. Временные экраны рассекают повествование. Под разными углами 
проецируют возможное будущее. И как маленький мир, вобравший в себя Вселенную, 
многогранен и изломан мозг японского мальчика, стремящегося отдать жизнь за 
императора. Неужели и люди, подобно растениям и простейшим животным, идут лишь 
одной утоптанной предшествующими поколениями дорогой? Неужели даже молодым 
росткам суждено свершить самоубийственный цикл? Влияние непреодоленного 
прошлого на сегодняшнюю жизнь людей — пожалуй, центральная тема Саке Комацу. 
Тревожным набатом гудит прошлое в рассказе «Повестка о мобилизации». Война 
давным-давно кончилась, над атомным пепелищем распустилась жимолость, раздвинув 
трещины в искореженном бетоне, пробились к небу весенние ростки новой культуры 
и новой морали. Самурайские изогнутые мечи и камикадзе, которые перед последним 
полетом осушают последнюю в жизни чашку саке, серые линкоры в тропических морях 
и публичные харакири перед императорским дворцом — весь этот империалистический 
железный хлам и отдающая нафталином романтика как будто остались навсегда 
позади. Но почему же тогда так болят в непогоду старые раны? Почему давно 
проигранная война все еще посылает свои страшные повестки? Значит, где-то, 
пусть в сдвинутом по фазе или амплитуде временном мире, уже летят, вспенивая 
океан, торпеды, они нацелены в суда, дремлющие у Пирл-Харбора, а Б-29 с атомной 
бомбой на борту уже подлетает к Хиросиме. Может быть, в той войне все протекает 
иначе. Может быть, теперь императорский флот атакует Гонконг, а Пентагон 
наносит атомный удар по Ниигате. Но война всегда война. Меняется стратегия и 
тактика, но чудовищная мясорубка не перестает затягивать в булькающий от крови 
зев свою привычную пищу.
Жертвой войны всегда становится будущее. Молодые нерасцветшие жизни и те жизни, 
которые могли бы возникнуть, приносятся на этот страшный алтарь.
Почему же войны никогда не кончаются? Почему, проигранные и полузабытые, 
посылают они свои повестки от лица давно умерших военных министров? Саке Комацу 
дает на это ясный ответ. Да потому, что кто-то этого хочет! Да потому, что не 
перевелись в обществе всякие «бывшие», обломки былой славы, «старые борцы», 
ура-патриоты. Они гремят костями и костылями. Они задыхаются в воздухе, 
напоенном запахом сакуры, а не кислой пороховой гари.
В рассказе «Повестка о мобилизации» маниакальная воля престарелого 
«психокинетика», корчащегося на больничной койке, гальванизирует смердящий труп 
былой войны. Не случайно этот старый вояка является отцом героя, от лица 
которого ведется повествование. Это схватка, смертельная схватка двух поколений.
 Это костлявая рука милитаризма, которая тянется к горлу молодой Японии. Ее 
нельзя не заметить, от нее нельзя отмахнуться. Иначе однажды утром кто-то 
найдет в почтовом ящике повестку о мобилизации.
Саке Комацу обращается к психокинезу не случайно. Для него это символ 
материализации человеческих желаний. Ведь желания действительно обладают 
материальной силой. Психический климат общества в конечном счете обусловливает 
совершенно реальные события. Японский писатель удивительно тонко синтезирует 
здесь современные данные социальной психологии с буддийским учением о карме.
Подобный же синтез осуществляет он и в рассказе «Развоплощенная», само название 
которого напоминает о раннебуддийских традициях. В самом деле, развоплощение — 
это конец пути страданий, нирвана, конец переходам из одного облика в другой. 
Об этом часто говорится в буддийской литературе. Вот, к примеру, отрывок из 
раннебуддийского сборника Дхаммапады:


Строитель дома! Погляди,
Ты вновь не возведешь строенья.
К развеществленью на пути
Мой разум одолел стремленья.


Именно эта буддийская ориенталистика и придает такое своеобразие рассказу 
«Развоплощенная». Однако научный фантаст Саке Комацу поворачивает эту проблему 
неожиданной стороной. Действительно, если развоплощение можно рассматривать как 
превращение чего-то в ничто под действием тех или иных сил, то те же силы могут 
создать из ничего нечто. В научной фантастике эта операция столь же обычна, как 
аннигиляция и материализация в физике. В сущности, мы имеем здесь дело с 
характерным для фантастики приемом рационального переосмысления сказки. Но 
западные фантасты, как, скажем, Каттнер, переосмысливший в своем 
«хоггбеновском» цикле кельтские сказания, обращаются обычно к европейской 
мифологии, а японец Саке Комацу, естественно, обратился к философской мифологии 
буддизма. Но это лишь одна сторона вопроса, связанная с национальными 
традициями. В рассказе «Развоплощенная» звучат и иные мотивы. В самом деле, 
разве не привычен для мировой литературы образ оскорбленной женщины, которая со 
слезами н