— Ничего, ерунда, — задыхаясь, проговорил он. — Перегрелся на солнце. 
Отдохну здесь часок. 
    Подносчики камней, здоровенные детины, добродушно посмеялись над его 
немощью. Один из них спросил: 
    — Зачем купил арбуз, если не можешь есть? 
    — Для вас купил, — ответил Матахати. — А вы за меня поработаете час. 
    — Годится! Налетай! Матахати угощает! 
    Разбив арбуз о камень, поденщики набросились на него, как муравьи, жадно 
поедая сочную и сладкую мякоть. Едва они доели арбуз, как на обломке глыбы 
появился человек. 
    — Все по местам, быстро! — приказал он. 
    Самурай — старший на стройке — появился из будки, помахивая хлыстом. Над 
площадкой повис едкий запах пота. Послышалась песня подносчиков камней, в такт 
которой они с помощью рычагов ставили огромные куски скал на катки и поднимали 
на канатах толщиной в мужскую руку. Камни двигались неторопливо, как живые горы.
 
    Бурное строительство в замках способствовало рождению новых трудовых песен. 
Никто не записывал их, тем интереснее отрывок, приведенный в письме Хатисуки, 
князя Авы, который возглавлял строительство замка Нагоя. Князь, едва ли в жизни 
коснувшийся пальцем до строительного материала, скорее всего, услышал эту песню 
на приеме. Бесхитростные сочинения, как ни странно, стали популярными в 
светском обществе. 
    Из Аватагути мы тащим 
    Камень за камнем, скалу за скалой. 
    Для благородного князя Тогоро. 
    Эй са, эй са. 
    Тяни — хо! Тащи — хо! Тянем — хо! Тащим — хо! 
    А молвит слово Тогоро — 
    Трясемся мы от страха. 
    Верны тебе, наш грозный князь, 
    Покуда живы мы. 
    Автор письма добавляет: «Такие песни поет и стар и млад. Они стали частицей 
нашего переменчивого времени». 
    Поденщики в Фусими не подозревали о причудах высшего общества, но их песни 
действительно отражали дух времени. В период заката сёгуната Асикаги в моде 
были печальные мелодии, которые редко звучали на публике. В годы процветания 
при Хидэёси повсюду слышались бодрые и радостные мелодии. Под твердой рукой 
Иэясу песни отчасти утратили беззаботность. Власть Токугавы крепла, на смену 
народной музыке пришли сочинения музыкантов, служивших у сегуна. 
    Матахати сидел, обхватив голову руками. Голова трещала от боли, песня 
рабочих сверлила уши, как пчелиный рой. Матахати, оставшись в одиночестве, впал 
в отчаяние. 
    — Все напрасно, — стонал он. — Пять лет! Хорошо, я буду работать, но что я 
получу? За целый день едва зарабатываю на еду. День не погнешь спину, и есть 
нечего. 
    Кто-то подошел и встал рядом. Матахати, подняв голову, увидел высокого 
молодого человека в глубокой, грубо сплетенной соломенной шляпе, на плече 
висела котомка, какие обычно носят сюгёся. Шляпу украшал герб в виде 
полураскрытого веера со стальной окантовкой. Молодой человек внимательно 
оглядывал строительную площадку. Затем он сел около широкой плоской глыбы, по 
высоте подходившей для письменного столика, сдул с нее песчинки и цепочку 
бегущих муравьев, оперся локтями на камень и вновь стал наблюдать 
    за окрестностями. 
    Солнце слепило ему глаза, но он сидел неподвижно, словно не замечая жары. 
Он не обращал внимания на Матахати, который чувствовал себя так худо, что не 
видел ничего вокруг. Матахати сидел спиной к подошедшему самураю, давясь от 
рвоты. 
    — Эй ты, что с тобой? — спросил самурай, услышав наконец икоту 
    Матахати. 
    — Перегрелся на солнце. 
    — Ты совсем плох. 
    — Получше стало, но сильно кружится голова. 
    — У меня есть лекарство, — сказал самурай. Открыв черную лакированную 
коробочку, он высыпал на ладонь несколько пилюль. 
    Он подошел к Матахати и вложил черные пилюли ему в рот. 
    — Сразу полегчает, — сказал самурай. 
    — Спасибо. 
    — Ты будешь здесь? -Да. 
    — Сделай мне одолжение. Дай знак, если кто-нибудь появится. Брось гальку 
или еще что. 
    Самурай вернулся к глыбе, достал из коробки с письменными принадлежностями 
кисть, вытащил тетрадь из-за пазухи кимоно и начал рисовать схему. Глаза, зорко 
глядевшие из-под шляпы, ощупывали замок и подступы к нему, задерживаясь на 
главной башне, укреплениях, горах на заднем плане, реке и ручьях. 
    Накануне битвы при Сэкигахаре части Западной армии осадили замок, разрушили 
часть укреплений рва. Сейчас замок не просто восстановили, но и значительно 
укрепили, так что он, очевидно, превосходил твердыню Хидэёри в Осаке. 
    Быстро, но не упуская ни детали, молодой самурай набросал общий вид 
крепости и, перевернув страницу, начал чертить подступы к замку с тыла. 
    — Эй! — негромко крикнул Матахати, но было уже поздно.