бедствовал в Голландии еще более чем Линней. Встреча друзей была самой 
радостной; оба они много работали со времени разлуки и могли теперь поделиться 
результатами своих трудов. Линней познакомил товарища со своими «Fundamenta 
botanica»; у Артеди находился в рукописях ряд исследований над рыбами, классом 
животных, которому он специально посвятил свою деятельность. Линней помог 
своему другу устроиться в Голландии; он рекомендовал его богатому аптекарю в 
Амстердаме, Альбрехту Себа, любителю, обладавшему обширными 
естественноисторическими коллекциями и особенно собранием рыб. Только что 
Артеди погрузился в изучение и описание этого музея, как трагическая 
случайность положила конец его плодотворной деятельности: в темную осеннюю ночь,
 возвращаясь домой по плохо знакомым улицам Амстердама, он упал в канал и 
утонул. Из этого происшествия можно составить себе понятие о порядке в XVIII 
столетии даже в богатых городах самых культурных стран Европы.
Смерть постигла талантливого натуралиста на тридцатом году жизни, но труд его 
не пропал даром и упрочил за его именем почетную память в истории науки. Его 
сочинения не были изданы при жизни, но Линней был знаком с манускриптом Артеди 
и сейчас же после его смерти бросился на его квартиру, чтоб спасти это 
драгоценное наследство. Однако хозяин квартиры решил прежде выручить деньги, 
которые Артеди оставался ему должен, и заявил, что продаст все имущество 
покойного с молотка. В этом затруднительном положении Линнея выручил Клиффорт: 
он выкупил рукописи Артеди у расчетливого кредитора и подарил их Линнею. В 1738 
году Линней издал сочинение Артеди о рыбах. Сочинение это настолько богато 
содержанием, что Артеди называют отцом ихтиологии. Сам Линней в этой области 
вполне придерживался взглядов своего друга и ограничился только применением 
своей системы видовых названий к видам рыб, описанным Артеди. Лишь в последних 
изданиях «Systema naturae» Линней видоизменил классификацию Артеди и (кроме 
окончательного причисления китов к млекопитающим) не совсем удачно.
Несмотря на успехи, которые окружали Линнея в Голландии (система его 
принималась голландскими ботаниками; ему предлагали путешествие на казенный 
счет в Африку, на мыс Доброй Надежды – с тем, чтобы позднее получить кафедру 
ботаники), его начало мало-помалу тянуть домой. В 1738 году умер его друг, 
великий Боэргав. Сам Линней перенес в том же году тяжелую болезнь: усиленные 
занятия и нездоровый климат Голландии пошатнули его здоровье. Несмотря на 
удерживание Клиффорта и некоторых друзей, он решил наконец возвратиться в 
Швецию, к своей давно покинутой невесте.

Но Линней заехал еще на короткое время во Францию; со времени его поездки в 
Лондон прошло уже два года, и за это время имя его приобрело громкую 
известность. В Париже его новые идеи были встречены учеными не особенно 
доброжелательно. «C'est un jeune enthousiaste, – говорили про него старые 
ботаники, – qui brouille tout, qui n'aura d'autre m?rite et de gloire que 
d'avoir mis l'anarchie dans la botanique»
[1]
. Тем не менее, прием ему был оказан самый радушный, и первые ученые столицы, в 
том числе братья де Жюссье, осыпали его любезностями. Он изучал в Париже Jardin 
des plantes, музеи, гербарии Турнефора, Вальяна и других; был избран 
членом-корреспондентом Французской академии наук и, наконец, проживши в столице 
месяц, отправился в Швецию.




Глава III. Линней в Стокгольме



Затруднительные обстоятельства. – Удачная медицинская практика. – Основание 
академии. – Альбрехт фон Галлер. – Назначение Линнея профессором в Упсалу

.

Нет пророка в своем отечестве! Линнею пришлось испытать на себе всю горечь 
этого изречения. Он, привыкший за три года заграничной жизни к всеобщему 
уважению, дружбе и знакам внимания самых выдающихся и знаменитых людей, уже 
признанный «princeps botanicorum», князем ботаников своего времени, – у себя 
дома, на родине, был просто врач без места, без практики и без денег; а до его 
учености никому не было никакого дела. Навестивши в Стенброгульте отца и мать, 
а в Фалуне свою невесту, он поселился в Стокгольме, решив на первое время 
заняться врачебной практикой. Но практики не было! Его никто не знал в столице, 
пациенты не являлись, и снова, как в старые годы в Упсале и Лейдене, злая нужда 
стала стучаться в его двери. Но то, что легко переносить молодому студенту, 
становится тяжелым человеку уже за тридцать и избалованному успехом; видя 
неудачу своих планов, он уже начинал раскаиваться, что вернулся на родину, и 
подумывал опять уехать в Голландию, где Клиффорт принял бы его с распростертыми 
объятиями. И, если бы Линнея не удерживала дома любовь к дочери Мореуса, Швеция 
потеряла бы своего величайшего ученого.
Эти тугие обстоятельства продолжались, впрочем, недолго. Удачное исцеление 
болезни одного хорошего знакомого составило ему имя и привлекло нескольких 
пациентов; прошло несколько месяцев, и Линней уже был модным в Стокгольме 
врачом, погруженным с раннего утра до позднего вечера во врачебную практику; он