интересов, в блестящей деятельности мужа она ценила только материальную 
сторону; это была жена-хозяйка, жена-кухарка, обычный женский тип германских 
народов. В экономических вопросах она держала власть в доме и в этом отношении 
имела дурное влияние на мужа, развивая в нем наклонность к скупости. Отношения 
ее к семье представляют много печального; у Линнея был один сын и несколько 
дочерей; мать любила дочерей, и они выросли под ее влиянием необразованными и 
мелочными девушками буржуазной семьи. К сыну же, даровитому мальчику, мать 
питала странную антипатию, всячески его преследовала и старалась восстановить 
отца против него. Последнее, впрочем, ей не удавалось: старик любил сына и со 
страстью развивал в нем те наклонности, за которые он сам столько страдал в 
детстве. С самого раннего детства он учил мальчика ботанике: к нему были 
приглашены лучшие учителя Упсалы из выдающихся учеников Линнея; он учился 
по-латыни, постоянно говоря с отцом на этом языке, и поэтому сын усвоил себе 
многочисленные погрешности латыни самого Линнея. Когда ему было 18 лет, 
университет, по ходатайству Линнея, дал ему должность «demonstrator botanicus» 
при ботаническом саде. Под руководством отца он писал свои ботанические работы, 
разделял горячую любовь отца к ботанике и другим естественным наукам, хотя и не 
обладал его талантом. Отец готовил в нем преемника себе; в возрасте 22 лет 
молодой Линней был назначен адъюнктом ботаники с обещанием после ухода отца 
получить все его должности. Конечно, только благодаря могущественной протекции 
своего родителя молодой Линней так рано выдвинулся на том пути, на котором его 
даровитый отец подвигался с такими препятствиями и усилиями, и это не могло не 
возбуждать к нему зависти и вражды его товарищей и ровесников, имевших не менее 
его прав на отличие.
Со стороны же матери он терпел непрерывные притеснения, и положение его в семье 
было самым печальным: мать отказывала ему в самом необходимом, заставляла его, 
например, уже взрослого, самого прибирать свою комнату, не давала ему платья; 
отец выказывал в этом отношении непозволительную слабость, и молодой Линней, 
живя в зажиточной семье, нуждался часто в необходимейших вещах, как его отец в 
годы самой горькой нужды, так что должен был принимать подарки и пособия родных.
 Легко понять, что это ожесточало его характер и вносило много горечи в его 
жизнь.
Но перейдем от сына опять к отцу и передадим те сведения, которые сохранились о 
личности и характере Линнея. Современники описывают нам его человеком 
невысокого роста, крепкого телосложения – он имел случай проявить его во время 
своего путешествия в Лапландию – с темными волосами, красивыми, умными и 
проницательными глазами; привычка к сидячей работе над естественноисторическими 
предметами развила в нем сутуловатость.
В молодости он отличался блестящей памятью и сохранил ее приблизительно до 
пятидесятого года жизни, когда она стала слабеть. Но к языкам у него были 
плохие способности; мы видели уже, сколько огорчений ему причиняла в детстве 
латынь; позднее он и писал и говорил на этом международном языке ученых того 
времени, но латынь его всегда хромала и была далеко не классической; когда в 
1763 году он был избран членом Французской академии, то не решился написать сам 
благодарственное письмо по-латыни, а, написавши его по-шведски, дал сделать 
перевод. С новыми языками у него дела шли не лучше; за три года жизни в 
Голландии он не выучился по-голландски. Немецкий он знал хорошо.
Трудолюбие его было чрезвычайно, и он соблюдал самый строгий порядок жизни. 
Летом ложился спать в 10 часов и вставал с солнцем, в три часа; зимою он спал 
дольше, от девяти до шести; продолжительность его сна сообразовалась, таким 
образом, с удобством данного времени для занятий. Он не любил продолжать работу,
 когда чувствовал усталость; как все очень деятельные люди, после хорошего 
труда он любил хороший отдых, любил поесть, попить и провести вечер в приятном 
обществе, где превращался сам в неистощимого и веселого рассказчика.

Линней был честолюбив и гордился своими успехами, но только в научной области; 
в жизни он был очень прост, доступен, одевался и жил всегда очень скромно, ниже 
своих средств и звания. К чужим научным трудам он относился всегда 
доброжелательно и охотно отдавал должное работам своих противников; но не 
терпел нападок на свои сочинения и крайне раздражался ими; под старость его 
тщеславие стало принимать мелочной характер, и он охотно слушал всякую лесть. 
Рассказывают, что однажды к нему явилась какая-то провинциальная барыня с 
рекомендательным письмом одного из его друзей, просившего Линнея показать этой 
госпоже свое собрание редкостей. Линней любезно принял свою гостью, повел ее в 
музей и сумел рассказать ей и показать так много интересного, что бедная дама в 
восторге воскликнула: «Теперь я понимаю, почему Линней так знаменит
во всей провинции Упсала».
Этот наивный комплимент не понравился старику, и он так обиделся, что не 
захотел больше показывать своего кабинета; через несколько минут он спровадил 
свою гостью, холодно простившись с нею и оставив ее в совершенном недоумении – 
что значила эта резкая перемена в поведении такого почтенного человека?

Последние годы жизни Линнея были омрачены старческой дряхлостью и болезнью. В 
1774 году с ним сделался удар во время лекции, которую он читал в ботаническом 
саду; он с трудом оправился, но не покидал своих занятий еще два года, когда 
второй удар положил конец его деятельности. Последние два года его жизни были 
печальными годами умирания; разбитый параличом, он почти не покидал постели; 
его одевали и кормили. У него отнялись язык и память и наступил упадок 
психической деятельности; смерть положила конец этому жалкому состоянию одного 
из лучших умов прошлого столетия 10 января 1778 года, на семьдесят первом году