всех вещей не может быть найдена во внешнем мире, что ее нельзя открыть, смотря,
 так сказать, наружу, но следует, как буквально говорится по-санскритски, 
обратить глаза внутрь. В этом отношении замечательны следующие слова о Душе: 
"Он, сидящий внутри, есть самая сокровенная Сущность нашего бытия, средоточие, 
сердцевина, из которой все как бы расходится по радиусам, то центральное солнце,
 которого ум, тело, органы чувств и все, чем мы обладаем, только выходящие 
наружу лучи". Или: "Люди с детским разумом, будучи невежественны, следуют 
суетным желаниям, и таким образом попадают в западню смерти; но мудрый, понимая 
бессмертие, не ищет его в жизни внешних или конечных вещей". Здесь мы имеем 
более ясно повторенную идею, что в этом внешнем мире, полном конечных 
впечатлений, невозможно видеть и найти Бесконечное. Бесконечное следует искать 
там, где только бесконечное, а бесконечное около нас только то, что внутри нас, 
наша собственная душа. Ни тело, ни мир, который мы видим вокруг нас, ни даже 
наша мысль не бесконечны. Все это начинается и кончается во времени. Но 
"Видящий, Тот, Кому все это принадлежит, Душа человека, Тот, Кто бодрствует во 
внутреннем человеке, Тот один бесконечен". И, чтобы найти бесконечную причину 
Вселенной, мы должны обратиться к Нему. Только в беспредельной душе человека мы 
найдем ее. "Что здесь, то и там, и что там, то и здесь. Тот, кто видит 
множество, переходит от смерти к смерти". 
Нам известен факт, что сначала существовало желание идти на небо. Когда древние 
Арийцы оказались неудовлетворенными окружавшим их миром, они, подобно другим 
народам, представляли себе, что после смерти пойдут в какое-то место, где будет 
только счастье и не будет вовсе страдания. Эту идею они развили и назвали такие 
места Сваргой, – что можно перевести словом небеса – и думали, что там они 
будут вечно наслаждаться, что тела их и умы сделаются совершенными, и что в 
этом состоянии и месте они будут жить со своими предками. Но с возникновением 
философской науки люди нашли, что эта мечта невозможна и бессмысленна, что сама 
идея о бесконечном в пространстве заключает в себе противоречие, Так как всякое 
место должно начинаться и кончаться во времени. Поэтому они отбросили эту идею. 
Они пошли дальше и увидели, что боги, которые царствовали в этих небесах, были 
когда-то человеческими существами на земле и, благодаря своим добрым делам или 
по каким-то другим причинам, стали божествами; что их божественности, как они 
выражались, были различными состояниями, степенями, или рангами, и что даже 
боги, о которых говорится в Ведах, не могли быть постоянными индивидуальностями.
 Они решили, например, что Индра и Варуна были не имена лиц, но названия 
известных полосканий, как правителей и т.п. Согласно взгляду этих мыслителей, 
Индра, который был прежде, не то лицо, что Индра теперь. Тот ушел, а кто-то 
другой возвысился и занял его место. То же произошло и со всеми другими богами, 
так как их божественность была только известным положением, которое 
последовательно занималось разными человеческими душами, возвышавшимися до 
степени божеств. Но даже и они умирают. В древней Риг-Веде мы находим слово 
"бессмертие" в применении к этим богам, но позднее оно исчезает, так как было 
открыто, что нельзя говорить о бессмертии, – которое вне времени и пространства,
 – какой бы то ни было физической формы. Как бы она ни была разжижена или 
утончена, она все-таки должна иметь начало и конец во времени и пространстве, 
потому что все элементы, входящие в образование всякой формы, находятся в 
пространстве. Попробуйте думать о какой-нибудь форме отдельно от пространства. 
Это окажется невозможным. Пространство – это, так сказать, один из материалов, 
образующих форму, а последняя постоянно изменяется. Она, равно как и время, оба 
в Майе, как указывается в следующей фразе – "То, что здесь, то так же и там". 
Если поэтому эти боги и существуют, то они подчинены тем же законам, которые 
применяются здесь, а единственный конец, к которому ведут все законы, – 
разрушение и возобновление. Тот порядок, который называем законом, разделяет 
всю материю на части, составляет из нее различные формы, разрушает их и 
превращает опять в материю. Все, что рождается, должно умереть; откуда следует, 
что, если есть такие места, как небеса, то те же самые законы должны 
применяться и там. 
Мы видим, что в этом мире за всяким счастьем следует какое-нибудь несчастье. 
Смерть – это тень жизни, и обе они должны идти вместе, потому что они не 
противоположности, не два отдельные существования, но различные, проявления 
того же самого единичного фактора; также как горе и радость, добро и зло. 
Дуалистическое понятие, что добро и зло две особые, вечно различные сущности, 
при ближайшем его рассмотрении, оказывается нелепостью. Это разные проявления 
одного и того же факта, являющегося сегодня как зло, а завтра – как добро. 
Различие здесь не в роде, а только в степени, в напряжении. Та же нервная 
система приносит одинаково как болезненные, так и приятные ощущения, и, если 
нервы повреждены, никакое из этих ощущений к нам не доходит. Если какой-нибудь 
нерв парализован, мы не получаем приятных ощущений, которые обыкновенно идут по 
этому пути, но не чувствуем также и боли. Удовольствие и боль не два, но одно. 
В разное время жизни одна и та же вещь производит или страдание, или 
удовольствие. То же явление создает удовольствие для одного и страдание для 
другого. Еда мяса доставляет удовольствие для человека, но страдание для 
животного, которое едят. Еще никогда не существовало ничего, что бы было 
одинаково приятно для всех. Что одному нравится, другому не нравится. И так 
будет всегда. Из этого видно, что дуалистическое понятие о добре и зле, как о 
различных сущностях, совершенно несостоятельно. 
Что же из этого следует? – Я говорил вам в последней лекции, что в конце концов 
состояние, в котором все хорошо или все дурно, невозможно. Некоторых из вас это 
может разочаровать и смутить, но я тут ничего не могу поделать. Я охотно 
согласился бы с противоположным утверждением, если бы оно было доказано: но