лучшая религия и в доказательство указывают на удивительное богатство 
христианских наций. Но это плохое доказательство. Ведь, богатство этих наций 
основано на несчастье других народов, на ограблении их; и, если бы оно зависело 
от религии, то допустив, что весь мир стал христианским, эти нации должны были 
бы обеднеть, так как не осталось бы никого, кого они могли бы грабить. Очевидно,
 такое доказательство само себя разбивает. Животные живут за счет растений, 
люди за счет животных, или, что еще хуже, за счет друг друга, сильный за счет 
слабого. Это везде и всегда вокруг нас; и это майя.
Нам каждый день говорят, что зато со временем все будет хорошо. Хотя это более 
чем сомнительно, но, допустив даже, что это так, почему же это будущее 
достигается таким дьявольским способом? Почему добро получается таким скверным 
путем, а не путем добра? Почему в моих настоящих страданиях меня должно утешать 
то, что мои потомки в каком-то будущем веке будут счастливы? Это - тоже майя, и 
объяснения ей нет.
Мы часто слышим, что одним из отличительных признаков эволюции служит 
уменьшение зла, и что, вследствие этого в будущем останется в мире только добро.
 Это очень приятно слышать; оно удовлетворит наше тщеславие, или, по крайней 
мере, тщеславие тех, кто получил от мира достаточно благ, кто не раздавлен 
колесами этой, так называемой эволюции. Для них и им подобных это действительно 
хорошо и удобно, а что стадо обыкновенных людей страдает, - стоит ли об этом 
заботиться; пусть себе другие умирают, о них незачем думать. Прекрасно! Но беда 
в том, что это рассуждение от начала до конца ложно. Оно, во-первых, считает 
доказанным, что сумма проявляющегося в этом мире добра и зла величина 
постоянная. Во-вторых, делает еще более сомнительное допущение, именно, что 
вследствие так называемой эволюции, количество добра увеличивается, а зла - 
уменьшается, и, значит, настанет время, когда все зло исчезнет и останется 
только добро. Это легко говорить, но можно ли доказать, что количество зла 
уменьшается? Не с таким ли основанием, можно сказать, что оно все время 
возрастает? Возьмите дикаря, живущего в лесу, ничего не знающего о развитии ума,
 не умеющего читать и никогда не слышавшего о такой вещи, как письмо. Проткните 
его тело штыком, и он выздоровеет, тогда как гораздо более культурный человек, 
получивши на улице царапину, умирает. Машины делают все дешево, создают 
прогресс и эволюцию; но они же давят миллионы, чтобы сделать одного богаче 
остальных, а всю массу человеческих существ обратить в рабов. Это существующий 
порядок вещей. Наслаждение человека-животного только физическое; его страдания 
и удовольствия зависят от органов чувств. Если у него нет достаточно еды, или 
что-нибудь случится с его телом, он тотчас становится несчастным. Счастье и 
несчастье для него начинаются и кончаются в его чувствах. Но как только человек 
начинает развиваться, как только его горизонт расширяется, горизонт его 
несчастья также попутно увеличивается. Дикарь в лесу не знает, что такое 
ревность, не знает, что значит быть привлеченным к суду, не знает регулярной 
уплаты податей, не знает похвал и порицаний общества, не знает постоянной в 
течение дня и ночи тирании человеческого дьяволизма, забирающегося в тайники 
каждого сердца. Он не знает, что человек со всем его бесполезным учением, со 
всей его гордостью, может стать в тысячу раз больше зверем, чем всякое другое 
животное. Таким образом, когда мы освобождаемся от исключительного господства 
чувств, мы развиваем высшие способности наслаждения, но в то же время и высшие 
способности страдания, так как наши нервы становятся тоньше и более способны 
чувствовать. Мы видим, что во всяком обществе человек неразвитый очень мало 
значения придает оскорблениям, а если чувствует, то разве палочные удары, тогда 
как джентльмен не может снести грубого слова, до того он стал нервным. Его 
способность страдать увеличилась вместе с чувствительностью к удовольствию. 
Когда мы увеличиваем нашу. способность. быть счастливым, мы увеличиваем нашу 
способность страдать, и, по моему скромному мнению, если мы делаем успехи в 
способности к счастью в арифметической прогрессии, то наша способность к 
несчастью увеличивается в геометрической. Те, кто родился в лесу, мало зависят 
от общества, тогда как мы, ушедшие далеко вперед, знаем, что чем больше мы 
развиваемся, тем больше чувствуем на себе его гнет, и, трудно сказать, не 
оттого ли получается три четверти наших сумасшедших. - Это майя.
Мы видим, таким образом, что слово майя не предлагается как теория для 
объяснения мира. Оно только утверждение факта, что в самом основании нашего 
существования есть противоречие; что куда бы мы ни пошли, мы должны пройти 
через это ужасное противоречие, что, где есть добро, там должно быть и зло, и 
где зло, там должно быть и добро: что за жизнью всегда, как тень, следует 
смерть, что все, кто смеется сегодня, будет завтра плакать, а кто теперь плачет,
 будет после улыбаться. И это положение вещей не может быть исправлено. Конечно,
 мы можем вообразить в будущем место, где будет только добро и не будет вовсе 
зла, где мы будем только радоваться и никогда не будем плакать, но греза эта 
невозможна по самой природе вещей, так как условия везде и всегда останутся те 
же. Где есть сила, заставляющая нас улыбаться, там сторожит нас также сила, 
приносящая слезы. Где есть сила, дающая нам счастье, там подле нас прячется 
сила, делающая нас несчастными.
Таким образом, философия Веданта не оптимизм и не пессимизм. Она берет вещи как 
они есть, признавая факт, что этот мир есть смешение добра и зла, счастья и 
несчастья. Увеличьте одно, и вместе с этим увеличится другое. Мир никогда не 
будет хорошим, потому что уже в выражениях этой идеи заключается противоречие. 
Но он также не может быть и дурным. Веданта путем анализа открывает великую 
тайну, что добро и зло вовсе не существуют как отдельные самостоятельные 
сущности. Нет вещи в нашем мире, которую вы можете назвать безусловно хорошей, 
и нет вещи, которая только дурна. То же явление, которое сегодня кажется