Многие недоразумения возникают из-за путаницы в понятиях. Некоторые слова 
и понятия многозначны* 
     их мы уточняем с помощью определений.
     Пример многозначности слов: понятие “демократия” по-разному понимается в 
Западной и Восточной (народная демократия) Германиях. Если в дискуссии каждый 
участник не представит свое определение, то дальнейшее обсуждение вопросов 
неплодотворно, так как неясны основные положения.
     В основе некоторых недоразумений — многозначность употребляемых слов. 
Поразительный пример приведем из событий последней мировой войны: английский 
министр Антони Идеи во время выступления по радио сердито отбивался от 
обступивших его фотографов со словами: “Don't shoot, please!”, что, означало: 
“Не фотографируйте именно теперь, когда я должен сосредоточиться”(shооt - 
стрелять, фотографировать, прим. перев.). На следующее утро немецкое радио, 
торжествуя, сообщило, что на Иде-на, английского военного министра, было 
совершено
     • Многозначность, или полисемия -наличие у слова нескольких значений. 
Основное значение слова называется прямым, другие значения — переносными.
     На п р и м е р: окно 1. Отверстие в стене здания, и также рама со стеклом; 
2. (перен.) Просвет, отверстие в ч.-л. Окно между тучами; 3. (пе-рен.) Время 
между занятиями, ничем не занятое в расписании. Окно между лекциями. 
Многозначность как средство выразительности широко используется в поэтической, 
публицистической и художественной литературе: см. Современный русский язык.: 
Учебник/ А. Б. Аникина, Ю. Б. Бельчиков, В. Н. Винокуров и др.; Под. ред. Д. Э. 
Розен-таля. Ч. 1. Изд. 2-е. - М.: “Высшая школа”, 1976.
     покушение. Мы опять и опять констатируем: при многозначности слов мы 
невольно выбираем те значения, которые соответствуют нашим субъективным 
желаниям. Само собой разумеется, что для ясности речи существенна логика. Мы 
обращаем внимание на логическое соединение деталей и основных положений, равно 
как и на кристальную ясность выражения.
     Что касается ясности и понятности, то риторические возможности многих 
преподавателей высшей школы оставляют желать лучшего.
     Лекции одного преподавателя химии из Риги студенты плохо понимали. Он 
говорил невнятно, путано, растягивая слова так, что слушатели приходили в 
отчаяние. Его преемником, напротив, был блестящий оратор и педагог. После 
первой же лекции один польский студент заметил: “Надо отдать должное новому 
профессору: химия сама лезет в голову!”
     В письме студента Й. Б. Германна к приятелю Жану Паулю так рассказано о 
знаменитом профессоре математики Геттингенского университета Абрахаме 
Готтхельфе Кэстнере (1719 — 1800). “Доброжелательность своих слушателей он 
поддерживал своеобразным образом. Кэстнер - человек старого закала. Его лекции 
никто не хвалит, потому что для тех, кто математику понимает, они слишком 
пространны, а для начинающих — слишком тяжелы, он использует строгие методы 
доказательства, чтобы сделать понятными арифметические или геометрические 
определения, и, разумеется, продолжает это до тех пор, пока сам не устанет. 
Поскольку сам он понимает, но преподнести математический метод в занимательной 
форме не может, то усердно заботится о том, чтобы на столах лежало определенное 
количество книг (ведь не все слушатели могут (!) разогнать скуку во время его 
лекций). Это, например, могут быть книги басен с гравюрами на меди, описания 
путешествий, Вергилий с гравюрами на дереве и многое тому подобное...”
Образность 
     “Образное представление — фундамент всех позна-ций” — так написано в 9 
письме Песталоцци “Как Гертруда учит своих детей”. Это справедливо не только в 
отношении детей, но и взрослых.
     Точным, но малонаглядным образом философ Кант определяет значение 
образного представления: “Мышление без содержания пусто, образное представление 
без понятия слепо. Следовательно, необходимо создавать свое понятие, 
сообразуясь с чувственным ощущением, то есть в наглядном представлении 
соотносить понятие предмету, а это означает — приблизить образное представление 
к понятию”. Англичане, например, склонны к образной манере речи, они приводят 
сравнения, описания и т. д.
     Следующее средство представиться слушателям и внушить им доверие — дать 
беглые сведения о себе самом, которые оратор скупо роняет в речи тут и там. 
Короткие истории, связанные с лично пережитым — излюбленные приемы в речах 
британских государственных деятелей. В известной мере подход основан на 
чрезвычайном интересе британской общественности к личной жизни действующего 
лица (Хуго Фишер).
     Французы больше любят кристальную ясность рационализма. Мы, немцы, в нашей 
манере речи тяжеловесны и абстрактны в большей степени, чем наши западные 
соседи. (Специалист по эстетике Вишер в забавной манере наглядно показывает 
суть различных языков. По его мнению, французский язык напоминает ликер и 
бисквит, итальянский — красное вино и апельсины, голландский - “настоящую 
селедку”, а немецкий - хороший ржаной хлеб и пиво.)
     Старания многих немецких ораторов в этом отношении совершенно очевидны: 
“Как я мог сказать так — наспех, предельно непонятно, отстраненно, высокомерно 
и тяжеловесно”? (Веллер).
     ¦ В хорошей и действенной речи отвлеченные и образные мысли соединены друг 
с другом. Речь, состоящая из сухих слов и бесцветных выражений, скучна и пресна,
 как несоленый суп. Как правило, речь развивают от наглядного представления 
(образ, сравнение, рассказ и так далее) к понятию. Абстрактные понятия без 
фундамента образов редко остаются в памяти. (Польский политик Циранкевич в 1956