слушателей с существенными пунктами речи. Зачастую рекомендуется разработать в 
виде ключевых слов тезисы, содержащие главные мысли, которые предлагаются 
слушателям и образуют основу следующей за докладом дискуссии. Эта очень 
плодотворная техника работы практикуется сегодня со все возрастающей степенью 
не только на съездах и конференциях, но также при произнесении обычных докладов 
и речей.
2.2.2 Документ
     Генрих фон Клейст: О постепенной мысленной про-Работке материала при 
подготовке речей.
     Рюле фон Лилиенштерну.
     Если ты хочешь что-то познать и не можешь достичь этого, даже постоянно 
размышляя об этом предмете, то я советую тебе, мой дорогой, поговорить об этом 
пред- мете с первым же знакомым, которого ты встретишь. От него не требуется 
умная голова, также я не считаю, что ты должен расспрашивать его, чтобы познать.
 Напротив, ты должен первым рассказать ему все сам. Я вижу, настало время тебе 
удивиться и сказать, что в прежние времена тебе советовали говорить только о 
том, что знаешь. Но ты говоришь знакомому, возможно, не очень скромно, но 
другое. Я хочу, чтобы ты говорил, исходя из разумного намерения, — познать. 
Французы говорят: l'appetit vient en mangeant (аппетит приходит во время еды), 
и это известное положение справедливо и в том случае, если, его пародируя, 
говорят: l'idee vient en parlant (идеи приходят во время обсуждения). Часто, 
разбирая деловые бумаги с запутанными спорными делами, я пытался найти точку 
зрения, с которой все хорошенько обсудить. Обычно я старался рассмотреть как бы 
в самой освещенной точке, желая все себе объяснить. Или я пытался, как если бы 
мне встретилась алгебраическая задача, дать основную формулу, уравнение, 
которое выражало бы заданные отношения, и после вычислений легко находилось 
решение. И объяснение становилось очевидным, если об этом деле я говорил с моей 
сестрой, которая сидела позади меня и работала; так для себя я уяснил то, что 
не мог постичь часовым высиживанием. Узнавал не от нее, не она сказала мне, 
поделившись собственными мыслями, ведь она не знала кодекса и не изучала Эйлера 
или Кестнера. И не она искусными вопросами подводила к точке зрения, с которой 
это объяснение казалось приемлемым. Это мое смутное представление в 
соответствии с направлением поиска, когда я начинал говорить, приводило меня к 
полной ясности и со временем созревало в знание. Когда я говорю, я добавляю 
нечленораздельные звуки, растягиваю союзы, часто использую дополнение в тех 
местах, где оно совсем не нужно, и пользуюсь другими уловками, удлиняющими речь,
 чтобы выкроить время, нужное для формирования моей идеи в мастерской разума. 
При этом мне мешает движение сестры, которым она как бы хочет прервать меня: 
мое напряжение из-за этой посторонней попытки прервать речь растет, и 
повышаются мыслительные способности, как у великого полководца, который под 
давлением обстоятельств напрягает все свои силы. Я думаю, что великие ораторы, 
раскрывая рот, еще не знают, что скажут. Но убеждение оратора в том, что он 
необходимые мысли черпает из обстоятельств и из возникшего возбуждения своей 
души, делает его достаточно смелым, чтобы говорить, надеясь на удачу. Мне 
пришли на ум “молнии” Мирабо, обрушенные на церемониймейстера, после заседания 
королевского правительства, распустившего Генеральные Штаты. Церемониймейстер 
вернулся в зал заседаний, где еще находились депутаты Штатов, и спросил, 
слышали ли они приказ короля?
      “Да, — ответил Мирабо, — мы слышали приказ короля. Я уверен, что его 
миролюбивое начало не предполагает штыки, которыми закончит. Да, милостивый 
государь, — повторяет еще раз Мирабо, — мы его слышали.”
     По темпу речи, повторению слов видно, что Мирабо совсем еще не знает, что 
сказать и продолжает:
     — Однако, кто дает Вам право, — теперь у него в голове возникает источник 
неслыханных представлений, — нам передавать приказы? Мы — представители нации.
     Этой фразой он как бы замахнулся:
     — А этим я заявляю совершенно четко, — ему подвернулась фраза, выразившая 
весь отпор, к которому готова его душа, - Так скажите Вашему королю: ничего, 
кроме штыков, не изгонит нас отсюда.
     После чего Мирабо самодовольно опустился на стул. Что касается 
церемониймейстера, то он в этой ситуации выглядел довольно жалко, если иметь в 
виду закон подобия, согласно которому в электрически нейтральном теле, 
введенном в поле наэлектризованного тела, мгновенно возбуждается 
противоположный электрический заряд. И как при электризации усиливает степень 
наэлектризованности, так и мужество оратора, проявленное при уничтожении своего 
оппонента, переходит в бесстрашное воодушевление.
     Возможно, так это и было в конце концов из-за дрожи верхней губы оппонента 
или из-за неясного испуга перед грядущими событиями. Можно прочитать, что 
Мирабо, как только церемониймейстер удалился, встал и предложил: 1. Тотчас 
объявить себя национальным собранием. 2. Конституировать неприкосновенность 
депутатов. Теперь, разрядившись, оратор стал электрически нейтральным и, забыв 
отвагу, почувствовал страх перед тюремной крепостью и проявил осторожность.
     Это примечательное соответствие между психикой и моралью, которое, если 
исследовать, проявится и в других обстоятельствах. Однако я оставляю мое 
сравнение и возвращаюсь к начатому.
     Лафонтен описывает в одной своей басне замечательный пример постепенного 
развития мысли в вынужденной ситуации.
     Животные болеют чумой, а лис вынужден произнести хвалебную речь льву, но 
не знает, что сказать. Эта басня известна. Чума овладела царством зверей, лев 
собрал самых именитых из них и поведал: чтобы смягчить небо, нужна жертва. В