период”. (Глинобитная табличка, Брит. Муз., 562) [74, т. V, с. 129]. 
     И, наверное, еще намного старше. Оно ведет свое происхождение с того 
времени, когда душа была объективным существом; следовательно, едва ли могла 
сама себя отрицать; когда человечество представляло собою духовную расу, и 
смерти не существовало. К закату жизненного цикла эфирный человек-дух впал в 
сладкую дремоту временной бессознательности в одной сфере только для того, 
чтобы очнуться в еще более ярком свете более высокой сферы. Но в то время как 
духовный человек постоянно стремится подняться все выше и выше к источнику 
своего существования, проходя через циклы и сферы индивидуальной жизни, — 
физическому человеку пришлось нисходить вместе с великим циклом вселенского 
творения до тех пор, пока он не очутился одевшимся в земное одеяние. С тех пор 
душа была слишком глубоко захоронена под физическим одеянием, чтобы снова 
заявлять о своем существовании, за исключением случаев тех более духовных натур,
 которые с каждым циклом становились все более редкими. И все же, ни один из 
доисторических народов никогда и не подумал отрицать существование или 
бессмертие внутреннего человека, настоящего “я”. Только мы не должны забыть 
учений древних философий: один лишь дух бессмертен — душа, сама по себе, ни 
вечна, ни божественна. При слишком тесном соединении с физическим мозгом своего 
земного футляра она постепенно становится предельным умом, простым животным и 
чувствующим жизненным принципом, нэфеш еврейской Библии.449 
     Доктрина о триединой натуре человека столь же ясно определена в 
герметических книгах, как и в системе Платона, или опять-таки в буддийской и 
брахманистской философиях. И она является одною из наиболее важных, так же как 
и наименее понятых доктрин герметической науки. Египетские мистерии, так 
несовершенно известные миру, и то только через краткие намеки о них в 
“Метаморфозах” Апулея, обучали величайшим добродетелям. Они раскрывали 
стремящемуся к “высшим” тайнам посвящения то, что многие наши современные 
исследователи герметизма напрасно ищут в каббалистических книгах и что никакие 
неясные учения церкви, руководимой орденом иезуитов, никогда не будут в 
состоянии раскрыть. Потому, сравнивать древние тайные общества иерофантов с 
искусственно созданными галлюцинациями тех нескольких последователей Лойолы, 
которые, может быть, были искренни в начале своей карьеры, — является 
оскорблением первых. И все же, во имя справедливости к ним мы вынуждены это 
делать. 
     Одним из наиболее неодолимых препятствий к посвящению как у египтян, так и 
у греков была любая степень убийства. Одною из величайших заслуг, дающих право 
быть принятым в орден иезуитов, является убийство в защиту иезуитизма. “Дети 
могут убивать своих родителей, если те принуждают их оставить католическую 
веру”. 
      “Христиане и сыновья католиков”, — говорит Стефан Фагундес, — “могут 
обвинять своих отцов в преступной ереси, если те хотят отвернуть их от веры, 
хотя они могут знать, что их родителей за это будут жечь огнем и предадут 
смертной казни, как учит Толет... И они не только могут отказать им в пище... 
но также могут законно убить их” [565, т. I, IV, 2, п. 7, 8]. 
     Хорошо известно, что Нерон, император, никогда не осмелился просить о 
посвящении в мистерии по причине убийства Агриппины! 
     В разделе XIV “Принципов иезуитов”, по поводу человекоубийства мы находим, 
что отец Хенри Хенрикес в “Summa Theologiae Moralis” [566] включает 
нижеследующие христианские принципы: 
      “Если прелюбодей, даже если бы он был духовным лицом... будучи атакован 
мужем, убьет нападающего... он не считается нарушившим правила: non riditur 
irregularis (кн. XIV, de Irregularitae, с. 10, § 3). 
      “Если какой-либо отец был бы нежелателен для Государства (будучи в 
изгнании) и вообще для общества, и не существовало бы никаких других мер для 
устранения такого вреда, тогда я одобрил бы это” (чтобы сын убил отца), — 
говорится в разделе XV, “Об отцеубийстве и человекоубийстве”.450 
      “Правило, выдвинутое иезуитом Фрэнсисом Амиком, гласит; “Духовному лицу 
или человеку, принадлежащему к религиозному ордену позволительно убить 
клеветника, который угрожает распространить гнусные обвинения против данного 
лица или его религии” [567, т. V, disp. 36. sect. 5, n. 118]. 
     Хватит. Высочайшие авторитеты осведомили нас, что человек в католической 
общине может совершать то, что закон и общественная нравственность клеймят 
преступлением, и все еще продолжать носить ореол иезуитской святости. Теперь 
вообразите, что мы снова поворачиваем медаль и смотрим, какие принципы 
насаждались языческими египетскими моралистами до того, как мир был 
облагодетельствован этими улучшениями в этике. 
     В Египте каждый значительный город отделялся от места захоронения 
священным озером. Та же самая церемония вынесения приговора, описанная в “Книге 
Мертвых”, как происходящая в мире Духа, имела место на земле во время похорон 
мумии. Сорок два судьи или советника собирались на берегу и судили “душу” 
умершего по ее деяниям, пока она пребывала в теле, и только после единодушного 
одобрения этого посмертного суда, мог лодочник, олицетворявший Духа Смерти, 
перевести тело оправданного покойника на его последнее место отдыха. После 
этого жрецы возвращались в священные пределы храма и наставляли неофитов по 
поводу вероятной торжественной драмы, которая происходила в невидимой сфере, 
куда отлетела душа. Бессмертие духа крепко прививалось Ал-ом-яхом.451 В “Крата 
Непоа” [568] нижеизложенное описано как семь степеней посвящения. 
     После предварительного испытания в Фивах, где неофиту приходилось 
проходить через многие испытания, называемые “Двенадцатью Мучениями”, ему 
велели управлять своими страстями и никогда ни на миг не терять мысли о своем