которая теперь отделяет новую химию от старой алхимии, маленькая, и ее 
преодолеть не труднее, чем то, что преодолели химики при переходе от дуализма к 
закону Авогадро. 
     Как Ампер послужил принятию Авогадро нашими современными химиками, так, 
может быть, когда-нибудь найдут, что Рейхенбах, открывший ОД, вымостил своим 
открытием путь к правильной оценке Парацельса. Прошло более пятидесяти лет, 
прежде чем молекулы были приняты в качестве единиц при химических вычислениях. 
Может быть, потребуется только половина этого времени, когда превосходные 
заслуги этого шведского мистика будут признаны. Предостерегающий абзац о 
медиумах-исцелителях,140 который можно найти в другом месте, мог быть написан 
человеком, читавшим его труды: 
      “Вы должны понять”, — говорит он, — “что магнит есть тот дух жизни в 
человеке, которого ищет заражённый, когда оба соединяются с хаосом извне. И 
таким образом здоровый заражается нездоровым путем магнитного притяжения”. 
     Первичные причины болезней, осаждающих человечество; скрытая связь между 
физиологией и психологией — напрасно над ними мучились ученые, отыскивая 
какую-нибудь путеводную нить, на которой можно строить свои гипотезы. Особые 
лекарства и средства для каждого заболевания описаны и объяснены во многотомных 
трудах. Электромагнетизм, так называемое открытие профессора Эрстеда, 
применялось три столетия тому назад. Это можно наглядно доказать, критически 
исследуя его образ лечения болезней. По поводу его достижений нет надобности 
распространяться, ибо непредубежденные и справедливые писатели давно признали 
его величайшим химиком своего времени [169]. Бриер де Буазмон называет его 
“гением” и соглашается с Делёзом, что он создал новую эпоху в истории медицины. 
Секрет его успешных и, как их называли, магических исцелений, заключался в 
полном его презрении к так называемым “авторитетам” его века. 
      “В поисках истины”, — говорит Парацельс, — “я рассуждал сам с собою, что 
если нет настоящих преподавателей медицины, как я могу научиться этому 
искусству? Не иначе, как только по великой открытой книге природы, написанной 
пальцем Бога... Меня обвиняют и порицают за то, что я не вошел в это искусство 
чрез правильную дверь. Но где она, эта правильная дверь? Гален, Авиценна, Месуэ,
 Расис, или честная природа? Я думаю, что последняя. В эту дверь я вошел, и 
свет природы, а не лампа аптекаря, направляли мой путь”. 
     Это полное презрение к установленным законам и ученым формулам, это 
стремление смертного праха слиться с духом природы и только там искать здоровья,
 помощи и света истины послужило причиной закоренелой ненависти, проявленной 
пигмеями того времени к философу огня и алхимику. Не удивительно, что его 
обвинили в шарлатанстве и даже в пьянстве. Последнее обвинение Хемманн смело и 
безбоязненно снимает с него и доказывает, что это гнусное обвинение исходило из 
“Опоринуса, который на какое-то время поселился у Парацельса с целью выведать 
его секреты, но ему не удалось; вот происхождение злобных доносов”. Парацельс 
был основатель школы животного магнетизма и открыватель оккультных свойств 
магнита. Его век заклеймил его колдуном, Потому что совершаемые им исцеления 
были чудесны. Три столетия спустя барон Дю Потэ также был обвинен в колдовстве 
и в демонолатрии римскою церковью, а академики Европы обвинили его в 
шарлатанстве. Как говорят философы огня, не химик будет тот, кто снизойдет до 
того, чтобы рассматривать “живой огонь” по-другому, нежели это делают его 
товарищи. 
      “Ты забыл, как отцы твои учили тебя об этом — или, скорее, ты никогда не 
знал... это слишком громко для тебя!” [170] 
     Труд по магическо-духовной философии и оккультной науке был бы неполным 
без уделения особого внимания истории животного магнетизма, какова она с тех 
пор, как Парацельс пошатнул ученых во второй половине шестнадцатого века. 
     Мы сделаем краткий обзор появления этого учения в Париже, когда оно было 
импортировано из Германии Антоном Месмером. Давайте тщательно и осторожно 
рассмотрим старые документы, ныне покрывающиеся плесенью в Академии наук этой 
столицы, ибо там мы обнаружим, что после того, как Академия по очереди отвергла 
все новые открытия, какие только были сделаны со времени Галилея, Бессмертные 
увенчали кульминацию отрицания тем, что повернулись спиною к магнетизму и 
месмеризму. Они добровольно сами перед собою закрыли дверь, которая вела к 
величайшим тайнам природы, лежащим сокрытыми в темных областях как психического,
 так и физического миров. Великий универсальный растворитель, алкахест, был от 
них на расстоянии, где стоило лишь протянуть руку — а они прошли мимо его. А 
теперь, когда прошло почти сто лет, мы читаем следующее признание: 
      “Все же правильно, что за пределами непосредственного наблюдения наша 
наука (химия) не есть непогрешима, и наши теории и системы, хотя они все могут 
содержать зернышко истины, подвергаются частым изменениям и часто коренной 
ломке” [156]. 
     Такое догматическое утверждение, что месмеризм и животный магнетизм 
являются только галлюцинациями, наводит на мысль, что нужны доказательства. Но 
где эти доказательства, которые имели бы авторитет в глазах науки? Тысячи раз 
академикам давалась возможность убедиться в истине, но они неизменно уклонялись.
 Напрасно месмеристы и целители вызывали на дачу свидетельских показаний глухих,
 хромых, занемогших и умирающих, которые были исцелены и возвращены к жизни 
простыми манипуляциями и апостольским “возложением рук”. “Совпадение” — вот 
обычный ответ, когда факт слишком очевиден, чтобы его полностью отрицать; 
“заблуждение”, “преувеличение”, “знахарство” — вот излюбленные выражения наших 
слишком многочисленных Фом Неверующих. Ньютон, известный американский целитель, 
совершил больше моментальных исцелений, чем количество пациентов, которое имели 
многие знаменитые нью-йоркские врачи за всю свою жизнь. Яков Зуав пользовался