подвергнуты осмотру; так как при этом было обнаружено, что они постепенно 
сместились, соскользнув в том же самом направлении, что и стол, то это стало 
неоспоримым доказательством, что экспериментаторы сами толкнули стол. 
     Другой из так называемых научных проверочных приборов, очень полезный, как 
утверждали, во всех спиритуалистических и психических феноменах, состоял из 
маленького инструмента, который немедленно давал знать наблюдающим о малейшем 
персональном толчке с их стороны или, по выражению Фарадея, “предупреждал их, 
как только они переходили из пассивного в активное состояние”. Стрелка прибора, 
которая отмечала каждое активное движение, доказывала только одно, а именно 
действие силы, которая исходила или из сидящих за столом, или же управляла ими. 
А разве когда-либо кто-нибудь сказал, что там нет такой силы? Каждый это 
допускает, будь это сила, проходящая через оператора, как это, в общем, 
выявлено, или же действующая независимо от него, как это часто бывает. 
      “Вся тайна состояла в несоразмерности примененной действующими силами 
силы, которые толкали, потому что были вынуждены толкать с некоторым вращением 
или, скорее, с действительно удивительной быстротой. В присутствии таких 
изумительных результатов как мог кто-либо вообразить, что лилипутские опыты 
такого рода могут иметь какую-либо ценность в этой вновь открытой Стране 
Великанов?” [96] 
     Профессор Агасиз, который занимал в Америке почти такое же самое 
выдающееся положение в науке, какое Фарадей занимал в Англии, действовал с еще 
большей несправедливостью. Профессор Бьюкенен, известный антрополог, который 
трактовал спиритуализм в некоторых отношениях более научно, чем кто-либо другой 
в Америке, говорит об Агасизе в недавней статье с очень справедливым 
возмущением. Ибо, изо всех других людей профессор Агасиз должен был бы верить в 
феномен, случившийся с ним самим. Но теперь когда оба, и Фарадей и Агасиз уже 
освободились от телесной оболочки, мы лучше зададим вопрос живым, чем мертвым. 
     Итак, сила, чья тайная мощь во всех подробностях была известна древним 
теургам, отрицается современными скептиками. Допотопные дети, которые, может 
быть, играли с нею, употребляя ее так, как мальчики в повести Бульвер-Литтона 
“Будущая раса” употребляют страшный по силе “вриль”, — звали ее “Водою Пта”; их 
потомки называли ее Anima Mundi, мировая душа; а еще позднее средневековые 
герметисты звали ее “звездным светом” или “молоком небесной девы”, “магнес” и 
многими другими именами. Но наши современные ученые люди не хотят ни принять, 
ни признать ее, ибо она относится к магии, а магия, по их мнению — позорное 
суеверие. 
     Аполлоний и Ямвлих считали, что “не в познании внешних вещей, а в 
усовершенствовании души изнутри находится царство человека, стремящегося быть 
больше, чем человек” [26]. Таким образом, они дошли до полного познания их 
богоподобных душ, силами которых они пользовались со всею мудростью, выросшей 
на эзотерическом учении герметизма, унаследованного от своих предков. Но наши 
философы, тесно замкнувшись в своих плотских скорлупах, не могут или не 
осмеливаются перенести свой робкий взгляд за пределы постижимого. Для них не 
существует будущей жизни; нет и божественных видений — они презирают их, как 
ненаучные; для них люди древности только “невежественные предки”, как они это 
высказывают; и когда бы они ни встретили в течение своих физиологических 
исследований автора, который верит, что это таинственное влечение к духовным 
познаниям присуще каждому человеческому существу, и не напрасно же это ему дано,
 — то они смотрят на него с презрительным сожалением. 
     Персидская пословица говорит: 
      “Чем небо темнее, тем ярче будут сиять звезды”. 
     Так на темном небосводе средних веков начали появляться таинственные 
братья Розы и Креста. Они не основывали обществ, не строили школ, ибо будучи 
преследуемы со всех сторон подобно диким зверям, если попадались в руки 
христианской церкви, они подвергались сожжению без всяких разговоров. 
      “Так как религия запрещает проливать кровь, — говорит Бейли, — поэтому 
обойдя положение Ecclesia non novit sanguinem, они сжигали человеческие 
существа, так как при сжигании человека не проливается его кровь!” 
     Многие из этих мистиков, следуя тому, чему их научили некоторые трактаты, 
сохраняли в тайне из одного поколения в другое свои открытия, которыми не 
пренебрегли бы и в наше время точных наук. Роджер Бэкон, монах, над которым 
смеялись как над знахарем-шарлатаном, в настоящее время считается одним из 
“претендующих” на знание магии; но тем не менее его открытия были приняты и ими 
пользуются по сей день те, кто над ним смеялись. Роджер Бэкон по праву, если не 
фактически, принадлежал братству, куда входят все, кто изучают оккультные науки.
 Живя в тринадцатом веке, он был почти современником Альберта Магнуса и Фомы 
Аквинского; его открытия, такие как порох и оптические стекла, а также его 
достижения по механике всеми считались чудесами. Он был обвинен в сношении с 
Сатаною. 
     В легендарном повествовании о монахе Бэконе так же, как “в одной старой 
пьесе, написанной Робертом Грином, драматургом дней королевы Елизаветы, 
рассказывается, что Бэкона вызвали к королю и велели показать” королеве кое-что 
из своего искусства. Тогда Бэкон взмахнул рукой (в тексте написано “махнул 
своим жезлом”) и “вдруг все услышали такую прекрасную музыку, что все сказали, 
что ничего подобного ей раньше не слыхали”. Затем услышали еще более громкую 
музыку, после чего появились четыре привидения, которые танцевали до тех пор, 
пока не растаяли в воздухе. Затем он опять взмахнул жезлом, и воздух вдруг 
наполнился таким чудным ароматом, что казалось “тут собраны все лучшие ароматы 
мира — все, что искусство может дать”. Затем Роджер Бэкон, обещавший перед тем 
одному джентльмену показать его возлюбленную, отдернул в сторону одну из