современным ученым. 
     Никто не может лучше трактовать этот предмет, чем трактует Шопенгауэр в 
своих “Виньетках”. В этом труде он со всеми подробностями обсуждает животный 
магнетизм, ясновидение, симпатическое целение, прозрения, магию, предчувствия, 
духовидение и другие спиритуалистические явления. 
      “Все эти проявления, — говорит он, — являются ветвями одного и того же 
дерева и доставляют нам неопровержимые доказательства о существовании цепи 
существ, которая базируется на совсем другом порядке вещей, отличающемся от 
того порядка, который имеет в своем основании законы пространства, времени и 
приспособляемости. Этот другой порядок вещей значительно глубже, ибо он 
начальный и прямой; в его присутствии обычные законы природы, которые просто 
формальны, — теряют силу; поэтому при его непосредственном действии ни время, 
ни пространство не могут больше разделять индивидуумов, и это разделение 
зависящее от этих форм, более не представляет неодолимых барьеров для общения 
мыслями и непосредственных волевых актов. Таким образом, могут быть совершены 
изменения совсем другим путем, чем путем физической причинности, т. е. путем 
проявления воли, выявляемой своеобразно и во вне самого индивидуума. Поэтому 
своеобразный характер всех вышеперечисленных проявлений заключается в visioin 
distante et actio in distante (видении и действии на расстоянии) в своем 
отношении ко времени так же, как к пространству. Такое действие на расстоянии 
есть как раз то, что составляет характерную основу магии, ибо таково 
непосредственное действие нашей воли, освобожденное от причинных условий 
физического действия, а именно — от контакта”. 
      “Кроме того, — продолжает Шопенгауэр, — эти проявления снабжают нас 
существенными и совершенно логическими возражениями против материализма и даже 
против натурализма, так как в свете таких манифестаций тот порядок вещей в 
природе, который обе эти философии стремятся изобразить абсолютным и 
единственным истинным, — предстает перед нашими глазами, наоборот, чисто 
феноменальным и поверхностным, на дне которого лежит сущность вещей, и 
совершенно независимая от своих собственных законов. Вот почему эти проявления 
(по крайней мере, с чисто философской точки зрения) среди всех фактов, с какими 
мы встречаемся в области эксперимента, являются самыми важными вне всякого 
сравнения. Поэтому ознакомиться с ними — долг всякого ученого”.67 
     Переходить от философских размышлений такого человека, как Шопенгауэр, к 
поверхностным обобщениям некоторых из французских академиков было бы бесполезно,
 если бы не тот факт, что такой переход даст нам возможность оценить 
интеллектуальный кругозор двух школ ученых. Как разрешил германский ученый 
глубокий психологический вопрос — мы уже видели. Сравните это с тем, что, 
стараясь изо всех сил, астроном Бабинэ и химик Буссенгольт могли предложить в 
качестве объяснения по поводу значительного спиритуалистического феномена. В 
1854-5 гг. эти крупнейшие специалисты преподнесли Академии научную статью, цель 
которой, как видно заключалась в том, чтобы подкрепить и в то же время 
разъяснить слишком сложную теорию доктора Шеврола, касающуюся столоверчения, от 
имени комиссии исследования, членом которой он состоял. 
     Вот она дословно: 
      “Что касается движений и качаний, которые, как утверждают, происходят с 
некоторыми столами, то они не могут иметь никакой другой причины, как только 
невидимые и невольные вибрации мускульной системы экспериментатора; 
продолжительное сокращение мускулов проявляются в такие моменты серией вибраций,
 становясь таким образом видимым дрожанием, которое сообщает предмету 
круговращательное движение. Это вращение, таким образом, приобретает 
способность проявляться со значительной силой путем постепенного ускорения или 
путем сильного сопротивления, когда требуется остановить его. Следовательно, 
физическое объяснение феномена становится ясным и не представляет ни малейшего 
затруднения”.68 
     Ничего подобного. Эта научная гипотеза (или назовем это демонстрацией?) 
настолько же ясна, как одна из звездных туманностей М. Бабинэ, которую он 
наблюдал в туманную ночь. 
     И еще, как бы она ни была ясна, в ней не хватает одной важной детали — 
здравого смысла. Мы теряемся в догадках, признает или нет Бабинэ en desespoir 
de cause,69 заставившую Гартмана заявить, что “видимое воздействие материи есть 
лишь воздействие сил”, и что для того, чтобы составить ясное представление о 
материи, нужно сперва составить ясную концепцию о силе. Философия школы, к 
которой принадлежит Гартман, и которая отчасти принята некоторыми из величайших 
германских ученых, проповедует, что проблема материи может быть решена только 
посредством той невидимой силы, знакомство с которой Шопенгауэр называет 
“магическим знанием” и “магическим эффектом или действием Воли”. Таким образом, 
мы сперва должны удостовериться, находятся ли “невольные вибрации мускульной 
системы экспериментатора”, которые суть “действия материи”, — под влиянием воли 
внутри экспериментатора или извне его. В первом случае Бабинэ делает из себя 
бессознательного эпилептика; в последнем же случае, как мы в дальнейшем увидим, 
он отвергает все и приписывает разумные ответы выстукивающих столов 
“бессознательному чревовещанию”. 
     Мы знаем, что каждое напряжение воли имеет своим результатом Силу и что 
согласно учению вышеупомянутой германской школы, манифестации атомных сил 
являются индивидуальными деяниями воли, имеющей результатом бессознательное 
устремление атомов в конкретное изображение, уже субъективно созданное волей. 
Демокрит учил, в соответствии с наставлениями своего учителя Левкиппа, что 
первые принципы всех вещей, содержавшиеся во вселенной, были атомы и вакуум. В 
своем каббалистическом значении вакуум означает в этом случае латентное