получил от своих собратьев ученых, можно найти в его трех статьях под 
заголовком “Исследование явлений спиритуализма”. 
     По истечении некоторого времени члены Комитета Диалектического общества и 
мистер Крукс, который применил к своим медиумам наиболее жесткие контрольные 
средства, исключающие обман, были вынуждены под давлением нетерпения 
общественности сообщить в немногих словах, что они видели. Но что могли они 
сказать, кроме правды? Таким образом, они были вынуждены признать: 1. Что 
феномены, по крайней мере, те, которым они являлись свидетелями, были 
неподдельные, и что подделывать их было невозможно; таким образом было наглядно 
доказано, что проявления какой-то неизвестной силы могут быть произведены и 
были произведены. 2. Что были ли эти феномены произведены развоплощенными 
духами или аналогичными им существами, — они не могут этого сказать, но что эти 
манифестации, совершенно разрушающие многие предвзятые теории, касающиеся 
естественных законов, — происходили, это было неотрицаемо. Некоторые из этих 
феноменов произошли в их собственных семьях. 3. Что несмотря на их объединенные 
усилия, направленные к противоположному, кроме установления неоспоримого факта 
реальности феноменов и “проблесков от процессов природы, не уложившихся еще в 
закон” [78], они, пользуясь выражением графа де Габалиса, “не могут отличить 
головы от хвоста в этом деле”. 
     Но это как раз было то, чего скептическая публика никак не ожидала и не 
хотела. Еще до того, как заключение Крукса, Барли и Диалектического общества 
было объявлено, с нетерпением ждали поражения верящих в спиритуализм. И теперь 
такое признание со стороны их собратьев-ученых было слишком унизительно для 
гордости даже тех, кто робко сами уклонились от исследований. Рассматривалось 
превысившим границы дозволенного, что такие вульгарные и отвратительные 
проявления феноменов, которые всегда, с общего согласия образованных людей, 
считались бабушкиными сказками, годными только на то, чтобы забавлять горничных 
и приносить доход профессиональным сомнамбулам — что эти манифестации, 
осужденные Парижской академией наук на забвение — могли так нагло избегнуть 
разоблачения в руках знатоков физических наук. 
     Буря возмущения последовала за признанием. Мистер Крукс описывает это в 
своей статье о “Психической энергии”. Очень к месту он приводит цитату из 
Гальвани: 
      “Я атакован двумя противоположными сектами — учеными и дилетантами — и 
все же я знаю, что открыл одну из величайших сил природы...” — Затем он 
продолжает: — “Считалось само собою разумеющимся, что результаты моих опытов 
будут согласны с их предвзятыми мнениями. То, чего они в самом деле желали 
получить от этих опытов, была не истина, а только добавочное свидетельство в 
пользу их прошлых заключений. Когда они обнаружили что факты, установленные в 
моем исследовании никак не могут пригодиться для поддержки их целей, они решили,
 что... тогда тем хуже для самих фактов. Они пытались найти лазейку из ими 
самими рекомендованного исследования, заявляя, что “мистер Хоум такой ловкий 
фокусник что провел нас всех”. “Мистер Крукс мог бы с таким же успехом 
исследовать представление индийского фокусника”. “Мистер Крукс должен достать 
свидетелей получше, прежде чем ему поверят”. “Это невозможно и поэтому не может 
быть”... (Я не говорил, что это невозможно, я только сказал, что это истинно 
было). “Наблюдатели, должно быть, все были загипнотизированы и воображали, что 
видят то, чего в самом деле не было” и т. д. и т. д.” [79] 
     После затраты своей энергии на такие вздорные теории, как “бессознательная 
мозговая деятельность”, “невольные мускульные сокращения” и на одну 
исключительно смешную теорию “хрустящих суставов” (le muscle craqueur); после 
всяких отчаянных усилий добиться ее постыдных провалов из-за упрямого 
существования Новой Силы и, наконец, после сведения на нет, эти filii 
diffidentiae59 — как Св. Павел назвал их класс — пришли к решению с возмущением 
отойти от всего этого дела. Пожертвовав своей храбро упорствующей братией, как 
жертвой всесожжения на алтаре общественного мнения, они молчаливо с 
достоинством удалились. Предоставив арену исследований более бесстрашным борцам,
 эти неудачные экспериментаторы навряд ли когда-нибудь снова вернутся на нее 
[81]. Гораздо безопаснее отрицать реальность таких проявлений, находясь от них 
на некотором безопасном расстоянии, чем отыскивать для них надлежащее место 
среди категорий естественных явлений, принятых точной наукой. И как они могут, 
так как все такие феномены относятся к психологии, а последняя со своими 
оккультными и таинственными силами представляет terra incognita60 для 
современной науки. Таким образом, будучи бессильными объяснить то, что 
непосредственно исходит из природы самой человеческой души — существование 
которой большинство из них отрицает — и не желая в то же самое время 
признаваться в своем невежестве, ученые мстят тем, кто верят свидетельству 
своих чувств, безо всяких претензий к науке. 
     “Пинок от тебя, о Юпитер, услада”, — восклицает поэт Тредиаковский в одной 
старой русской трагедии. Хотя и грубыми бывают эти Юпитеры от науки иногда к 
нам, доверчивым смертным, их обширные познания в менее запутанных вопросах, мы 
хотим сказать, если не в манерах, — дает им право на уважение со стороны 
общественности. Но, к несчастью, это не боги, кто громче всех кричат. 
     Красноречивый Тертуллиан, говоря о Сатане и его бесах, которых он обвиняет,
 что они всегда подражают работе Творца, дает им название “божьи обезьяны”. 
Удачно для некоторых нынешних ученых, что у нас нет современного Тертуллиана, 
который заклеймил бы их на нескончаемое презрение определением “обезьяны от 
науки”. 
     Но вернемся к настоящим ученым. 
      “Объективные явления, — говорит А. Н. Аксаков, — напирают на