предоставляет своим читателям некоторую возможность судить о культуре, которая 
преобладала в Египте 5000 (?) лет до Христа, говоря, что в то время там было 
“не менее тридцати или сорока жреческих колледжей, где изучали оккультные науки 
и практическую магию”. 
     Один писатель в “Национальном ежеквартальном обозрении” (Том XXXII, № 
LXIII, за декабрь 1875 г.) говорит, что 
      “Недавние раскопки, произведенные в развалинах Карфагена, вынесли на свет 
божий следы цивилизации, утонченного искусства и роскоши, затмевающие древний 
Рим. И когда был опубликован декрет “Delenda est Carthago”346, владычица мира 
хорошо знала, что она собирается разрушить нечто большее, чем она сама, ибо в 
то время, как одна империя покоряла мир только силою оружия, другая являлась 
последней и наиболее совершенной представительницей расы, которая за сотни лет 
до того, когда еще Рим никому и не снился, руководила цивилизацией, ученостью и 
умами человечества”. 
     Это тот Карфаген, который по словам Апиана, существовал еще в 1234 году до 
Христа, другими словами, существовал за 50 лет до взятия Трои, и он не тот 
общеизвестный Карфаген, который якобы был построен Дидо (Элиссой или Астартой) 
четырьмя веками позже. 
     Вот перед нами еще одна иллюстрация к учению о циклах. Признания Дрейпера 
касательно астрономической эрудиции древних египтян находят сильное 
подтверждение в одном интересном факте, почерпнутом мистером Дж. М. Пиблсом в 
лекции, прочитанной в Филадельфии профессором О. М. Митчеллом, астрономом. На 
гробе одной мумии, ныне находящейся в Британском Музее, был изображен зодиак с 
точными местонахождениями планет во время осеннего равноденствия в 1722 году до 
нашей эры. Профессор Митчелл рассчитал точное положение небесных тел, входящих 
в нашу солнечную систему, в указанное время. 
      “В результате”, — сообщает мистер Пиблс, — “я пришел к следующему выводу: 
к моему великому изумлению... оказалось, что 7-го октября 1722 г. до Р. X. луна 
и планеты занимали точные места, соответствующие изображенным на саркофаге в 
Британском музее” [344]. 
     Профессор Джон Фиске в своем наступлении на “Историю интеллектуального 
развития Европы” доктора Дрейпера обрушивается на доктрину циклического 
продвижения, заявляя, что “мы никогда не знали ни начала, ни конца какого-либо 
исторического цикла и также не имеем убедительных доказательств, что мы теперь 
проходим какой-то цикл”.347 Он упрекает автора этого красноречивого и 
продуманного труда за “странную склонность, проявляемую на протяжении всего его 
труда, не только приписывать лучшую часть греческой культуры египетским 
источникам, но и постоянно возвеличивать неевропейскую цивилизацию за счет 
европейской цивилизации”. Мы полагаем, что эту “странную склонность” могли бы 
санкционировать сами великие греческие историки. Профессор Фиске мог бы с 
пользою для себя снова перечитать Геродота. “Отец истории” неоднократно 
признает, что Греция всем обязана Египту. Что же касается утверждения, что мир 
никогда не знал ни начала, ни конца какого-либо цикла, то стоит только бросить 
взор назад на многие покрытые славой нации, которые сошли с исторической сцены, 
то есть дошли до конца своего великого национального цикла. Сравните Египет 
древности с его совершенным мастерством, наукой и религией, его славные города 
и памятники, его кишащее население с Египтом сегодняшнего дня, населенным 
чужеземцами; с его развалинами, служащими обиталищем для летучих мышей, и 
несколькими коптами, единственно уцелевшими наследниками всего этого величия, — 
и вы увидите, правдива ли теория цикличности. Говорит Глиддон, которому Фиске 
теперь возражает: 
      “Филологи, астрономы, химики, живописцы, архитекторы и врачи должны 
возвратиться в Египет, чтобы узнавать происхождение языка и письменности, 
календаря и солнечного движения, искусство резать гранит медным резцом, 
придавать эластичность медному мечу, изготовлять стекло с различными оттенками 
радуги, транспортировать отдельные глыбы полированного сиенита весом 900 тонн 
на любое расстояние по воде и по суше, строить арки, закругленные и заостренные,
 с непревзойденным доныне мастерством и точностью за 2000 лет до “Великой 
канализации” Рима, создавать скульптурные дорийские колонны за 1000 лет до того,
 как дорийцы впервые упоминаются в истории, писать фрески неразрушающимися 
красками, практические познания по анатомии и построение пирамид, бросающих 
вызов времени”. 
      “Каждый мастер-ремесленник может увидеть в египетских памятниках 
достижения по своему ремеслу, какими они были 4000 лет тому назад; и будь это 
колесный мастер, создающий колесницу; сапожник, затягивающий свою дратву; 
закройщик кож, пользующийся той же самой формы ножом, которая и теперь 
считается самой лучшей; ткач, бросающий тот же самый ручной челнок; 
жестянщик-лудильщик, пользующийся той же самой трубкой для дутья, которая еще 
совсем недавно была признана самой эффективной; резчик печатей, вырезывающий на 
них иероглифы с такими именами, как Шухо, более 4300 лет тому назад — все они и 
еще много других поразительных свидетельств об египетском приоритете требуют 
только одного взгляда на эстампы Роселлини, чтобы убедиться”. 
      “Истинно”, — восклицает мистер Пиблс, — “эти храмы Рамзеса и гробницы 
были таким же чудом для Геродота, какими они являются для нас!” [344] 
     Но даже во времена Геродота безжалостная рука времени уже оставила свои 
следы на их постройках, и некоторые из них, память о которых полностью 
изгладилась бы, если бы не Книги Гермеса, ушли в бездну забвения. Царь за царем,
 династия за династией прошли в блестящем шествии перед глазами поколений, 
сменяющихся одно за другим, и их слава прогремела по всей обитаемой части Земли.
 Тот же самый покров забвения накрыл их и их памятники еще до того, как первый