просит Шэрмона, “иерограмматика”, доказать, что доктрина магии, адепты которой 
“могли бы привести в ужас богов”, была в самом деле, одобрена египетскими 
мудрецами [214]. Итак, основываясь на правиле свидетельства истории, выдвинутом 
мистером Гёксли в его нэшвилльском обращении, с неотразимой силой возникают два 
заключения: первое, что Порфирий, обладающий безупречной репутацией 
высоконравственного и уважаемого человека, неспособного к преувеличениям в 
своем изложении, не мог солгать в этом деле и не солгал; второе, что будучи 
столь эрудированным во всех отраслях человеческих познаний, о которых он 
трактует,306 он не мог сделаться жертвою обмана в отношении магического 
“искусства”, и в самом деле не был обманут. Учение о вероятности поддерживает 
выдвинутую Гёксли теорию исторического свидетельства и поэтому все это, вместе 
взятое, вынуждает нас поверить: 1) что, в действительности, существовала такая 
вещь, как магическое “искусство” и 2) что этим искусством обладали египетские 
маги и священнослужители, которые применяли это искусство на практике, и 
которых даже сэр Дэвид Брюстер считает людьми глубоких научных достижений. 

ГЛАВА XII
“НЕОДОЛИМАЯ ПРОПАСТЬ”
      
      
      “Вы никогда не услышите, чтобы настоящие философы — защитники доктрины 
единообразия говорили о невозможном в природе. Они никогда не говорят того, в 
чем их постоянно обвиняют, говоря, что невозможно, чтобы Строитель вселенной 
переделывал свой труд... Никакая теория не приводит их (английское духовенство) 
в расстройство. Пусть будет произнесена наиболее разрушительная теория, лишь бы 
она была изложена в манере, принятой среди джентльменов, и они посмотрят ей в 
лицо”. 
   — Тиндаль, “Лекция об использовании в науке воображения”.
      “Мир хочет иметь какую-нибудь религию, даже хотя бы для этого пришлось 
прибегнуть к интеллектуальному блуду спиритуализма”. 
       — Тиндаль. “Фрагменты науки”.
      “Но перед этим из могилы 
      Ты снова должен выйти в мир 
      И, как чудовищный вампир, 
      Под кровлю приходить родную – 
      И будешь пить ты кровь живую 
      Своих же собственных детей”. 
       — Лорд Байрон, “Гяур”.307
     
     Мы приближаемся к священной ограде храма бога Януса — молекулярного 
Тиндаля. Снимем обувь и войдем туда босыми. Так как мы проходим святая святых 
храма учености, мы приближаемся к ослепительно сияющему солнцу 
гёкслицентрической системы. Давайте потупим наши очи, чтобы не ослепнуть. 
     Мы обсуждали различные вопросы, содержащиеся в этой книге с такою 
сдержанностью, с какою могли, имея в виду позицию или отношение, какого веками 
придерживался ученый и богословский мир по отношению к тем, от кого они 
унаследовали обширные основы всех тех познаний, которыми они теперь обладают. 
Когда мы стоим в стороне и в качестве зрителей видим, как много знали древние и 
как много знания приписывают себе наши современники, то нас удивляет, что такая 
несправедливость остается незамеченной нашими учеными. 
     Каждый день приносит новые признания самих ученых и хорошо осведомленных 
посторонних наблюдателей. В качестве иллюстрации к сказанному приводим 
нижеследующий отрывок из ежедневной газеты: 
      “Любопытно отметить различие мнений у ученых по отношению к самым 
обыденным явлениям природы. Утренняя заря одно из таких явлений. Декарт считал 
ее результатом падения метеоров с высших слоев атмосферы. Галлей приписывал ее 
к магнетизму земного шара, и Далтон согласился с этим мнением. Коутс полагал, 
что утренняя заря возникает в результате ферментации материи, излучаемой из 
земли. Марион придерживался мнения, что это есть следствие соприкосновения 
сияющей атмосферы солнца с атмосферой нашей планеты. Эйлер думал, что заря 
возникает от вибраций эфира между частицами земной атмосферы. Кантон и Франклин 
рассматривали зарю, как чисто электрическое явление, а Пэррот приписал ее 
сгоранию карбонида водорода, поднимающегося с земли вследствие гниения 
растительных веществ, и считал падающие звезды причиною его воспламенения. Де 
Ла Риве и Эрстед пришли к заключению, что это явление магнетическое, и притом 
чисто земное. Олмстед подозревал, что какое-то тело туманности вращается вокруг 
солнца, и когда эта туманность находится по соседству с землей, часть ее 
газоподобной материи смешивается с нашей атмосферой, в результате чего 
создается заря”. 
     Мы могли бы сказать то же самое о любой отрасли науки. 
     Итак, создается впечатление, что даже самым обычным природным явлением 
мнения ученых далеки от единодушия. Нет ни одного экспериментатора, ни 
богослова, который, разбираясь в тонких соотношениях между сознанием и материей,
 их происхождением и конечными состояниями, не обводил бы магического круга на 
плоскости, которую он называет запретной темой. Куда священнику вера позволяет 
идти, туда он идет; ибо, как говорит Тиндаль, 
      “у них нет недостатка в положительном элементе, а именно, в любви к 
истине; но отрицательный элемент — боязнь ошибок — преобладает”. 
     Но беда в том, что бремя их догматического верования сгибает слабые ноги 
их интеллекта, как ядро и цепь пленника в яме.