убедились ее родственники, которые, сомневаясь в подлинности, пришли 
удостовериться. Это повествование подтверждено “Письмами Гипарха”, а также 
“Письмами Ариедуса к Филиппу”.278 
     Говорит Прокл: 
      “Многие из древних собрали исторические данные о тех, кто казались 
умершими и затем оживали. Среди таких был и натурфилософ Демокрит. В своих 
писаниях, касающихся Гадеса, он подтверждает, что (речь шла об отдельном 
случае] смерть не выразилась в полном уходе жизни из тела, но прекращение жизни 
было вызвано каким-либо ударом или раною; но связи с душой все еще оставались 
закрепленными где-то в глубине, и сердце сохранило в глубинах своих искру 
жизни; и раз эта искра осталась, то она, приспособившись, снова восстановила 
погасшую было жизнь” 
     И далее он опять говорит: 
      “Пусть душа может покинуть тело и снова в него возвращаться, видно по 
деяниям того лица, которое, по словам Клеарха, пользовалось духо-притягивающцм 
жезлом над спящим мальчиком, и которое убедило Аристотеля, как сообщает об этом 
Клеарх в своем “Трактате о сне”, что душу можно отделить от тела, и что она 
входит в тело и пользуется им, как жилищем. Ибо, ударив этого мальчика жезлом, 
он извлек из него душу и отвел ее на некоторое расстояние, чтобы 
продемонстрировать перед присутствующими, что тело мальчика в это время 
становится бездвижным, хотя оно не повреждено; затем он опять, пользуясь жезлом,
 привел душу обратно в тело мальчика, и тот рассказал подробности. Из этого 
опыта и Аристотель, и другие зрители убедились в существовании души отдельно от 
тела”. 
     Можно считать нелепым, абсурдным, такое частое напоминание колдовства при 
полном сиянии девятнадцатого века. Но сам век уже состарился; он постепенно 
приближается к роковом у концу и, кажется, впадает в старческое слабоумие; он 
не только отказывается припомнить, с какой достоверностью и изобилием факты 
колдовства были установлены, но и отказывается признать то, что совершалось на 
его глазах по всему миру в течение последних тридцати лет. После промежутка 
времени в несколько тысяч лет мы можем сомневаться в магических способностях 
фессалонийских священнослужителей в “колдовстве”, упоминаемых Плинием [56, XXX, 
1]; мы можем с недоверием отнестись к сообщению Свайдаса, которое повествует о 
полете Медеи по воздуху и таким образом забыть, что магия являлась высочайшей 
областью знания натурфилософии; но как можем мы отделаться от частых случаев 
точно таких же путешествий “по воздуху”, когда они происходят перед нашими 
собственными глазами и подтверждаются свидетельскими показаниями сотен лиц, 
находящихся, по-видимому, в здравом уме? Если бы всеобщность распространения 
могла бы служить доказательством какому-либо верованию, то мало нашлось бы 
фактов, которые лучше установлены, нем колдовство. 
      “Каждый народ, от самого грубого до наиболее утонченного, а мы еще могли 
бы добавить — во все века, верил в сверхъестественные силы, которые мы 
подразумеваем под этим термином”, — говорит Томас Райт, автор книги “Колдовство 
и магия”, скептический член Национального Института Франции. — “Эта вера была 
обоснована на не менее широко распространенном веровании, что, кроме 
собственного видимого существования, мы живем в невидимом мире духовных существ,
 которые часто направляют наши действия и даже мысли, и которые обладают в 
какой-то степени властью над элементами и ходом органической жизни”. 
     Далее, удивляясь тому, как эта таинственная наука процветала повсюду, он 
отмечает несколько знаменитых школ магии в различных частях Европы и объясняет 
это поседевшее от времени верование; также он указывает на разницу между 
колдовством и магией в следующих словах: 
      “Маг отличается от колдуна тем, что, в то время как последний является 
невежественным инструментом в руках демонов, первый стал их хозяином при 
могущественном посредничестве науки, которая доступна только немногим, и 
которой эти существа не в состоянии противиться” [97, т. III]. 
     Это определение, установленное и известное науке времен Моисея, автор 
выдает, как полученное им “из самых достоверных источников”. 
     Если от этого маловера мы обратимся к авторитету адепта той таинственной 
науки, к анонимному автору “Искусства магии”, мы найдем у следующее указание: 
      “Читатель может задать вопрос, в чем заключается различие между медиумом 
и магом?.. Медиум есть человек, через астральный дух которого могут проявляться 
другие духи, извещающие о своем присутствии различными феноменами. Каковы бы ни 
были эти явления, медиум только пассивное орудие в их руках. Он не может 
приказать им ни явиться, ни удалиться; не может заставить их совершить 
какое-либо специальное задание, и не может направлять их действие. Маг же, 
наоборот, может созывать и распускать духов по своей воле. Он может совершить 
большие чудеса силою своего собственного духа; он может вызывать и принуждать 
духовные существа, которые ниже его самого, оказывать ему помощь и совершать 
преобразования как в одушевленных, так и в неодушевленных телах” [278, с. 159, 
160]. 
     Этот ученый автор забыл указать на заметное различие в медиумизме; с 
которым он, должно быть, очень хорошо знаком. Физические феномены являются 
результатами манипуляций с силами через физическую систему медиума со стороны 
невидимых разумов какого-то ни было класса. Одним словом, физический медиумизм 
зависит от своеобразий организации физической системы; духовный медиумизм, 
который сопровождается проявлениями субъективных, интеллектуальных феноменов, 
зависит от своеобразия духовной природы медиума. Подобно тому, как горшечник из 
одной глыбы глины делает сосуд для нечистот, а из другой глыбы — сосуд 
благородного употребления, так и между физическими медиумами пластический