родственников говорит: "Я помню его шестилетним мальчуганом, когда он, ответив 
на трудный математический вопрос, весело убегал со своей маленькой тележкой. В 
двенадцать лет он конкурировал с Кольбурном, знаменитым американским "считающим 
мальчиком", которого тогда показывали как чудо в Дублине, и нередко с большим 
успехом". Когда ему минуло восемнадцать лет, доктор Бринклей, ирландский 
королевский астроном, сказал о нем в 1823 году: "Этот молодой человек не будет, 
а уже есть первый математик своего века". В университете его успехи были 
беспримерны; по всем без исключения предметам и на всех экзаменах он был первым 
[North British Review, September, 1866]. 
	Пусть же вдумчивый читатель сравнит этих мальчиков с тупыми или даже с 
обыкновенными мальчиками, и ему станет ясно, что, начиная свою земную жизнь с 
подобными преимуществами, они должны становиться во главе умственного движения 
своего века; а затем пусть он решит вопрос: "Могли ли подобные души не иметь 
позади себя прошлого?" [См. гл.IX "Карма"]. 
	Семейные сходства объясняются обыкновенно законом наследственности, но резкие 
различия в умственных и нравственных задатках, которые постоянно встречаются 
внутри семьи, остаются при этом необъясненными. Учение о перевоплощении 
объясняет сходство тем, что воплощающаяся душа направляется в такую семью, 
которая доставляет ей путем физической наследственности подходящее для 
выражения ее особенностей тело; несходства же оно объясняет тем, что умственные 
и нравственные качества принадлежат самой индивидуальности, и появляется она 
именно в этой семье благодаря связям, завязавшимся у нее в прошлом с кем-либо 
из членов семьи [См. гл.IX "Карма"]. Относительно близнецов достойным внимания 
является то обстоятельство, что во время младенчества они бывают почти 
неразличимы даже для зоркого глаза матери и кормилицы. Тогда как в позднейшей 
жизни, когда душа уже поработала над своей физической оболочкой, она настолько 
изменяет ее, что физическое сходство уменьшается все больше и разница в 
характере близнецов отпечатлевается на внешних чертах. В физическом сходстве и 
в умственном и нравственном несходстве встречаются, по-видимому, две различные 
линии причинности. 
	Поразительное различие, с которым люди почти одинаковых интеллектуальных сил 
воспринимают ту или другую отрасль знания, есть другой указатель на 
перевоплощение. Одним человеком та или другая истина схватывается сразу, тогда 
как другому она не дается даже после долгом изучения. Но возможен совершенно 
обратный результат, если обоим аудет предъявлен другой предмет, который легко 
усвоится вторым и не будет понят первым. 
	Возьмем для примера двух человек, привлеченных Теософией: они начинают изучать 
ее, в конце года один из них вполне освоится с ее главными положениями и может 
уже применять их, тогда как другой все еще чувствует себя, как в лабиринте. Для 
одного каждое положение кажется словно знакомым, для другого же -- непонятным и 
странным. Допускающий перевоплощение поймет из этого, что для одного -- все 
учение было уже знакомо, иногда как другому оно встречается в первый раз; один 
понимает быстро потому, что он вспоминает и лишь восстанавливает прежние 
знания; другой воспринимает медленно потому, что в круг его опыта не входили 
эти истины и он приобретает их с трудом в первый раз. Точно также обыкновенная 
интуиция есть лишь "воспоминание факта, который был известен человеку в прежнем 
существовании, хотя и появляется в первый раз в настоящей жизни"; зло -- другой 
признак того пути, по котopoму личность проходила в прошлом существовании. 
	Самым большим затруднением для принятия учения о перевоплощении является для 
большинства отсутствие воспоминания о прошлых жизнях. А между тем, те же люди 
ежедневно сталкиваются с тем фактом, что они весьма многое забыли даже из своей 
текущей жизни, что первые годы их детства теряются в тумане, а воспоминания 
младенчества утеряны ими вполне. Известно также и то, что события прошлого, 
которые совершенно исчезли из их нормального сознания, продолжают сохраняться в 
темных изгибах памяти и могут воскреснуть вновь во всей своей живости во время 
некоторых болезней или под влиянием магнетизма. 
	Так, умирающий человек -- как утверждают точные наблюдения -- может заговорить 
языком, который он слышал только в раннем детстве и совершенно не помнил в 
течение остальной жизни; точно также в бреду давно забытое событие является с 
необыкновенной живостью перед сознанием. Таким образом, ничто вполне не 
забывается, но многое ускользает из поля нашего бодрствующего сознания, 
наиболее ограниченного из всех наших сознаний, несмотря на то, что оно 
признается огромным большинством за единственное. 
	Совершенно так же, как некоторые воспоминания из настоящей жизни исчезают из 
круга бодрствующего сознания и появляются вновь, когда мозг бывает чрезвычайно 
чувствителен и способен отвечать на вибрации, в обыкновенное время не 
воспринимаемые им, -- точно так же и память о прошлых жизнях сохраняется вне 
области, доступной для физического сознания. Она вся сохраняется Мыслителем, 
который один продолжает существовать из жизни в жизнь; ему одному доступен весь 
свиток воспоминаний, потому что он и есть то единое "Я", которое прошло через 
все опыты, записанные на этом свитке. Мало того, он может передать свои 
воспоминания и физическому своему проводнику, как только последний достаточно 
очистится, чтобы отвечать на быстрые и тонкие вибрации Мыслителя. И тогда 
человек во плоти может познать свои прошлые жизни. Вся трудность воспоминания 
коренится не в забывчивости, ибо низший проводник жизни, физическое тело, 
никогда и не разделяло прежних жизней своего хозяина; трудность заключается в 
том, что настоящий проводник поглощен всецело окружающей его средой, вследствие 
чего и неспособен отвечать на тонкие вибрации, посредством которых проявляется 
его высшая природа. Кто хочет вспомнить свое прошлое, тот не должен 
сосредоточивать весь интерес на настоящих переживаниях, он должен утончать и