Мечта спрятаться «за каменную стену», конечно, никогда не будет реализована: 
СЛЭ не может себе этого позволить. Но тоска по человеческому вниманию и 
сочувствию — неутоленная тоска — очень характерна для подсознания СЛЭ.
   У нас в комнате общежития стоял телевизор, и ребята часто засиживались 
допоздна, смотря ночные передачи. Д., после двух безуспешных попыток уговорить 
нас ложиться вовремя спать (сам он рано ложился и рано вставал), просто стал 
вынимать предохранитель из телевизора и прятать его. Потом мы заключили 
договор: если передачу хотят смотреть больше 3 человек (в блоке нас шестеро), 
то телевизор работает после 12 часов ночи, а если меньше, то телевизор 
выключаем. Этот договор мы занесли на бумагу, скрепили подписями, и один из 
экземпляров он взял себе.
   Потом Д. решил отселиться от нас и все лето работал на стройке на ремонте 
общежития, чтобы получить отдельную комнату. Своего добился. Но это не значит, 
что он любит одиночество — в компании он веселится от души, всегда совершенно 
раскован и контактен. Пока Д. жил с нами — у нас всегда был порядок, он и сам 
его наводил, и того же требовал от других. После того, как он отселился, 
никакого порядка у нас не стало.
   Любовь к порядку — одно из отличительных качеств СЛЭ. Причем порядок должен 
быть именно такой, какой он сам установил. В данном случае студенту Д. слишком 
много усилии стоило поддерживать этот порядок в компании анархически 
настроенных молодых людей, так что он решил не тратить зря свои силы, — видно, 
они нужны ему были для более насущных задач.
   Сын купил матери (СЛЭ) ко дню рождения большую коробку шоколадных конфет. 
Вместо того чтобы его поблагодарить, она на него набросилась: «Зачем ты мне это 
даришь, разве я не знаю, что большинство конфет ты на самом деле съешь сам, и 
значит, все равно ты это для себя купил!»
   Соображение, быть может, и резонное. Но поведение матери неадекватно 
ситуации: в результате наверняка день был испорчен и у нее, и у него, и, может 
быть, не один этот день, если, не дай Бог, сын проявит характер и вообще 
откажется есть эти злополучные конфеты... Неловкость, неуклюжесть в отношениях 
даже с самыми близкими людьми — частые случаи в жизненной практике СЛЭ.
   С вышестоящими И. был очень дипломатичен, но те, кто были ему равны или ниже 
его, дипломатии не удостаивались. В разговоре со мной без свидетелей он 
проявлял четкое пренебрежение к тем, кого считал ниже себя по интеллекту. Ценил 
умение сопротивляться. Уступчивого он не воспринимал как личность. Часто я 
слышала от него: «Не уступай! Что ты за тряпка!» Но при всем том он очень 
красиво ухаживал за мной, и однажды я вдруг почувствовала за его внешней 
«броней» тонкую, ранимую и чувствительную душу. Я понимала, когда ему очень 
плохо, несмотря на то, что внешне это почти никак не проявлялось.
   Одевался он хорошо, любил вещи качественные, выглядел всегда ухоженным, 
пользовался дорогим одеколоном...
   И еще: он очень трогательно заботился о матери.
   В этом фрагменте, помимо известных нам уже качеств СЛЭ, обращает на себя 
внимание любовь к «качественным» вещам и забота о близких. Действительно, Жуков,
 с позиций своего сенсорно-логического ведущего блока, должен ценить все, что 
хорошо сделано: любую работу и любую вещь. Что касается заботы о матери, то для 
СЛЭ естественно чувствовать ответственность за близких, — особенно тех, кто 
действительно нуждается в его помощи.
   Мой шеф всегда берет на себя смелость решать за других; наверное, он думает, 
что знает про каждого человека все, знает, чем ему заниматься. Часто он 
ссылается на себя как на эталон: «Я был отличником», «Моя дипломная работа была 
опубликована», «Берите пример с меня»... Иногда кажется, что его голова — 
что-то вроде компьютера. Он задает вопрос, но у него уже готов на него ответ, 
который, по его мнению, ты должен ему выдать. Если ответил ему что-то другое, 
то его лицо буквально перекашивает от высшей степени неудовольствия.
   У Жукова-руководителя действительно есть такая тенденция: он должен 
осознавать себя все знающим и все понимающим полнее и лучше, чем любой из его 
подчиненных. Иметь, так сказать, моральное право на лидерство. Авторитет его 
должен быть непререкаем, иначе он чувствует сильнейший дискомфорт. Насколько 
ему удастся перебороть в себе эту тенденцию в пользу трезвого взгляда на вещи — 
это, конечно , вопрос ума и культуры каждого отдельного человека.
   Наш профессор не склонен доверять своим сотрудникам. Недавно он уехал в 
командировку, мы заменили его для ведения семинара другим, уважаемым всеми 
преподавателем. Но в связи с событиями в Москве все авиарейсы были отменены, и, 
проведя бессонную ночь в аэропорту, наш профессор вернулся и сразу же пришел на 
семинар. Сел сзади и через каждую фразу преподавателя, который его заменял, 
вставлял свою, говоря фактически то же самое. По-видимому, он считает, что 
только он один умеет делать все, и при том делать отлично.
   Когда он отсутствует, сотрудники спрашивают: «Что, ваш фюрер еще не 
вернулся?» За много лет работы под его начальством не вырос ни один 
руководитель; любой человек с инициативой не уживался и уходил.
   Здесь надо специально подчеркнуть: любой СЛЭ стремится к руководству, но не 
каждый способен быть хорошим руководителем. Слишком велик для СЛЭ соблазн 
авторитарности и деспотической власти; нужна, опять-таки, культура, чтобы 
вовремя обуздать свою волевую сенсорику и попытаться увидеть в подчиненном не 
просто исполнителя собственной воли, но — личность, имеющую свой (даже, может 
быть, более верный) взгляд на те же проблемы. Иначе неизбежна, увы, типичная 
ситуация: руководитель внезапно уходит, а заменить его просто некем: все, кто 
способен был это сделать, уже давно уволились...
   Однажды, когда я была еще подростком, человек 15 мальчишек с моей улицы