после нее, достаточное количество людского персонала; 2) полностью подчинить 
ученых своему диктату, сделать их слепыми орудиями укрепления его всевластия.
      Надо сказать, что обе задачи были решены блестяще, трагические 
последствия чего мы ощущаем до сих пор. Прежде всего, Сталин столкнулся с 
крайней скудостью кадрового потенциала, низким социальным престижем науки и 
нежеланием талантливой молодежи идти в науку.
      В царской России насчитывалось всего чуть более 14 тыс. ученых. Из них 
подавляющее большинство – простые «репродукторы» на лекциях и семинарах в 
университетах. Собственно исследователей было всего несколько сот человек – мы 
знаем сегодня почти всех их по именам. В ходе Гражданской войны многие были 
убиты, погибли от голода или болезней, эмигрировали или были изгнаны из страны, 
другие полностью деморализованы и отошли от научной деятельности. Как 
обеспечить приток в науку свежих сил? Не забудем, что сравнительный престиж 
профессий выглядел тогда совершенно иначе, чем сегодня. Мы, школьники 30х 
годов, почти поголовно бредили военными профессиями – для многих они были 
престижнее даже артистической карьеры. Карьера ученого занимала на этой 
«лестнице» одно из последних мест. Мы знали только двух из них – рассеянного 
географа Паганеля, героя популярного в те годы кинофильма «Дети капитана 
Гранта» (по Жюлю Верну), и академика Шмидта, да и то не как ученого, а как 
героя полярной экспедиции на пароходе «Челюскин».
      И не в 1930 г., а даже в 1950 г., когда я, выпускник самого престижного в 
стране Института международных отношений, отчаявшись поступить офицером в армию 
(ее тогда как раз сокращали), поступил в аспирантуру Института истории АН СССР, 
на меня обрушился град презрительных насмешек. Наиболее удачливые пошли в 
дипломатию, референтами в ЦК КПСС или в Совет Министров (для меня эта дорога 
была изначально закрыта, т.к. я был социально ущербен: мой отец и отец моей 
жены подвергались репрессиям, а это «черное пятно» автоматически означало 
дискриминацию). Наименее удачливые – корреспондентами в газеты и на радио. Но 
чтобы в науку? Это было хуже худшего.
      Сталин сделал гениальный (для себя лично) ход.
      Вопервых, он разгородил единую по своему характеру науку непроходимой 
стеной на академическую (самую престижную и высокооплачиваемую), 
университетскую и отраслевую (с наиболее многочисленным персоналом: при 
отдельных министерствах). В академиях были сосредоточены фундаментальные, 
отчасти прикладные исследования и отчасти подготовка научных кадров. В 
университетах наука была низведена на чисто вспомогательную роль 
дополнительного способа подготовки научных кадров: надо было готовить миллионы 
дипломированных специалистов, учебная и методическая нагрузка профессуры 
возросла до стольких часов в год, что собственно научная работа практически 
исключалась. Перед отраслевой наукой была поставлена задача возможно быстрее и 
дешевле доводить до массового производства опытные образцы (обычно пиратски 
«заимствованные» изза рубежа, поскольку авторитета патентов, лицензий, вообще 
авторского права советская практика, как известно, не признавала), так что 
собственно наукой тут тоже не пахло.
      Вовторых, он установил иерархию научных чинов, полностью скопированную с 
военной. В науке появились свои сержанты – лаборанты трех разрядов, лейтенанты 
– младшие научные сотрудники без ученой степени тоже трех разрядов, капитаны – 
младшие научные сотрудники со степенью кандидата наук, майоры – старшие научные 
сотрудники с той же степенью, подполковник, полковник – доктор наук он же, но 
еще и со званием профессора, генералмайоры – членыкорреспонденты так 
называемых «малых академий» (республиканских и отраслевых – медицинских, 
педагогических, сельскохозяйственных наук и др.), генераллейтенанты – 
членыкорреспонденты «Большой академии» – Академии наук CCCP, 
генералполковники – действительные члены «малых Академий», наконец, 
четырехзвездные генералы армии – академики «Большой академии».
      В Вооруженных Силах СССР, как и сегодня в России, положение младших 
офицеров (лейтенанты, капитаны) отличается от положения унтерофицеров 
(сержанты) и тем более солдат, как небо от земли: все три категории питаются 
отдельно и, понятно, поразному; одеваются тоже поразному; наконец, солдаты 
обязаны безропотно прислуживать сержантам, а те – офицерам. В свою очередь, 
положение старших офицеров (майоры, полковники) точно так же отличается от 
младших, а генерал для остальных – вообще царь и бог, с практически 
безнаказанным диким произволом, вплоть до строительства себе дачи за казенный 
счет силами солдат.
      Такие же порядки со временем установились в науке. Звание и должность 
младшего научного сотрудника даже без ученой степени автоматически давали 
зарплату, вдвое превышавшую среднюю зарплату квалифицированного рабочего. Но за 
это он обязан безропотно выполнять все поручения «старшего» – вплоть до писания 
текстов под фамилией последнего. Кандидатская степень автоматически удваивала 
зарплату, докторская – удваивала еще раз. Звание академика удваивало еще раз. 
При этом привилегии последнего уравнивались с генеральскими: ему автоматически 
предоставлялась огромная квартира, столь же огромная дача (практически то и 
другое – в частную собственность с передачей по наследству), служебная 
автомашина с шофером, другая, похуже, – для жены, возможность приобретать 
продукты и одежду в «спецмагазине» по льготным ценам, наконец, верх почестей – 
обязательная статья в энциклопедии (с фотографией – для действительного члена 
«Большой академии», без – для членакорреспондента) и гарантированное место на 
«спецкладбище» с похоронами за государственный счет.
      И все это – без малейшей связи с научной продуктивностью ученого, только 
в соответствии с его должностью и рангом. Удивительно ли, что в науку хлынули