познакомился в 1991 году у себя дома, когда устраивал барбекю. К тому времени я 
десять лет был в разводе и жил один. Мне исполнилось пятьдесят три, и я был 
готов встретить подругу, чтобы разделить с ней мои достижения, встречать 
рассветы и закаты. У Дорин тридцать пять лет прошли в браке, который она 
называла кошмарным и ужасным. Когда мы встретились, она была в разводе около 
года. «Я пока не готова к взаимоотношениям», — сказала она.
	Отлично. Я человек терпеливый.
	Через три недели после этого барбекю мы жили вместе и довольно скоро 
поженились. В наших отношениях не было никаких скрытых планов, никакой 
потребности в поддержке. Мы оба отдавали друг другу то, что имели. Относительно 
материальной стороны, у нас все было в двойном размере — дома, машины, 
мебельные гарнитуры. Нашей целью было доставить друг другу удовольствие, 
наслаждаться жизнью и нашими золотыми годами. И в финансовом отношении мы 
чувствовали себя уверенно и спокойно.
	Я работал на силовой установке, а Дорин в качестве защитника пациентов на 
испытательном стенде. Мы оба являлись профессиональными посредниками. Дорин 
была практикующей медсестрой, очень умной женщиной и лидером по натуре. Очень 
быстро нам в голову пришла блестящая идея отказаться от поездок на автобусе 
предприятия и ездить на работу и с работы вместе. Дорин отвозила меня на работу 
утром и забирала после обеда. Это было здорово, потому что мы могли в это время 
поболтать. Мне доставляло удовольствие видеть, как Дорин подпрыгивает в своем 
«джипе», спускающемся по дороге.
	«Ты ходил когда-нибудь в оперу?» — спросила меня Дорин вскоре после свадьбы. 
«Нет, но хочу пойти», — ответил я. «Ты меня спас! — воскликнула она. — Я 
никогда не могла найти того, кто составил бы мне компанию». Первой оперой, 
которую мы слушали, была «Женитьба Фигаро». Меня зацепило — я отправился в 
магазин и купил два смокинга. И позвольте мне добавить, что после смерти Дорин 
«Сан-Диего Опера Компани» посвятила представление «Макбет» ее памяти, памяти их 
подлинной почитательницы.
	Когда Дорин чего-нибудь хотела или у нее возникало желание чем-нибудь заняться,
 я никогда не мог отказать ей. Если это было в моих физических, материальных и 
моральных силах, мы это получали. И я знаю почему — потому что я был с ней так 
недолго. Мы прожили вместе всего три года, но если бы мне кто-нибудь сказал, 
что это будут три дня, три часа, три секунды, я бы все равно согласился, 
поскольку нас связывала настоящая любовь. Я думаю, что причина кроется в нашей 
зрелости. Мы знали, чего хотели и что можем дать друг другу. Бывший муж Дорин 
говорил, что они не в состоянии позволить себе то или иное, поэтому она одна 
отправлялась в отпуск. И со мной раньше происходило то же самое — все, что я 
делал, я делал один.
	Мы прожили вместе всего три года, но если бы мне кто-нибудь сказал, что это 
будут три дня, три часа, три секунды, я бы согласился, поскольку это была 
настоящая любовь.
	Поэтому мы начали путешествовать. И пережили замечательные, потрясающие 
поездки — на Фиджи, в Новую Зеландию, в Австралию, в Кабо Сен-Лукас. И ближе к 
дому начали искать место, где могли бы жить. Дорин больше не хотела оставаться 
в Калифорнии, поэтому мы купили фургон и отправились в путь. Аризона, 
Нью-Мексико, Колорадо... Мы везде побывали. А потом я вспомнил о Седар-Сити, 
штат Юта, где бывал раньше, и мы поехали в это место. Там как раз проходил 
шекспировский фестиваль. Дорин влюбилась в Седар-Сити. Когда мы ехали по шоссе, 
Дорин заинтересовал недостроенный трехэтажный деревянный дом, стоящий на 
вершине холма. Мы попросили риэлтера заняться этим и выяснили, что владелец в 
отчаянном положении. Мы предложили ему восемьдесят тысяч долларов, и дело было 
сделано. Таким образом получили этот дом.
	В июне было продано жилье Дорин в Калифорнии, а в июле — мое. И в августе мы 
вступили во владение собственностью в Седар-Сити, наняли подрядчика и 
превратили дом в фантастическое место, единственный дом в Юте, где было биде.
	Четырнадцатого сентября Дорин поставили диагноз — полиомиелит.
	Одиннадцатого декабря, так и не увидев нашего достроенного дома, Дорин умерла.
	Мне это показалось жестокой шуткой. Потеряв Дорин, я лишился смысла жизни. У 
меня исчезло всякое представление о какой-либо цели. Дорин похоронили 
шестнадцатого декабря, а двадцать первого приехали рабочие, чтобы перевезти мои 
вещи в новый дом. Со дня смерти жены и почти до июля я целыми днями смотрел по 
телевизору процесс по делу О.Дж.Симпсона. Я набрал сорок фунтов и в талии 
прибавил пять дюймов. Мне ничего не хотелось делать. Моим единственным 
компаньоном стал наш кот Бобби, мой замечательный друг. Но я был полностью 
опустошен.
	Мне помогло то, что я услышал по радио о группе поддержки для тех, кто лишился 
близких. Я посещал занятия дважды в неделю и понял, что горевать, страдать, 
словом чувствовать это нормально. Нормально сердиться, говорить с Дорин на ее 
любимом дереве, забираться в ее «джип» и плакать, даже писать ей письма. Такие 
вещи причиняют боль, но как замечательно понять, что ты способен чувствовать.
	Мне кажется, горе — это переживание, которое очищает. В течение года я жил как 
отшельник на горе, в трех с половиной милях от города — двадцать акров земли, 
полное одиночество. Я позволил горю, словно огромной волне, накрыть меня с 
головой. Все это время я никак не развлекался, не общался с людьми. Я горевал и 
излечился.
	Я позволил горю, словно огромной волне, накрыть меня с головой.
	А потом в компании с Бобби и при поддержке группы смог двигаться дальше и 
снова открыться навстречу жизни. Я продал дом, переехал в Юджин и не 
оглядывался назад. Там я встретил женщину, и с тех пор горе и траур ослабели,