|
и ценность заключена в том числе и в равноправном
партнерстве, но вовсе не в принесении
слабой и глупой женщиной сильному
и умному мужчине неких мифических даров.
«Тому, что безусловно, не надо родословной
», — писал Пастернак. Если под нравственностью
понимать духовную высоту, а не
механическое следование «правилам», то она
никак не следует из наличия девственной
плевы, равно как и отсутствие ее не есть свидетельство
«падения». Даже если принять
весьма условные категории «невинности» и
«порочности», нужно согласиться, что они —
характеристики внутренней жизни человека,
а не фактов его биографии. Очень точно это
выразила Вирджиния Вулф, написав об одной
своей героине: «Она не могла рассеять
девства, выстоявшего роды и прилепившегося
к телу, как простыня». Подлинные, по-настоящему
глубокие человеческие связи прежде
всего нелинейны, это слишком тонкая, изменчивая,
трепещущая материя, чтобы подходить
к ней с критериями «было — не было». Уж
если на то пошло, взаимная привязанность и
взаимопроникновение могут быть таковы, что
на вопрос «А вы спали?» единственным точным
ответом окажется: «Не знаю». Имеет ли
это значение?
Неприменимость линейного подхода к че
ловеческой чувственности прекрасно иллю
стрирует история, рассказанная крупнейшим
русским акушером Владимиром Федоровичем
Снегиревым в работе «Новый способ образования
искусственного влагалища» (Москва,
1892). Снегирев описывает богословский спор,
разгоревшийся в Англии в середине XVIII века.
Женщина с врожденной анатомической
аномалией строения влагалища (оно у нее открывалось
в прямую кишку) вступила в брак
и родила ребенка, который был зачат, соответственно,
через анальное отверстие. Некий акушер
по фамилии Луи поставил вопрос в научной
печати: можно ли заниматься сексом
содомским способом, если это единственная
возможность исполнить долг деторождения в
браке? Разразился скандал, Луи был отлучен
от церкви. История дошла до Папы Римского,
который и снял отлучение, решив, что в исключительных
случаях безусловный религиозный
запрет на содомию может быть отменен.
Говоря об «оправдании, искуплении плоти,
rehabilitation de la chair», умнейший Александр
Иванович Герцен писал: «Великие слова,
заключающие в себе целый мир новых отношений
между людьми — мир здоровья, мир
духа, мир красоты, мир естественно нравственный
и потому нравственно чистый. Много
издевались над свободой женщины, над признанием
прав плоти, придавая этим словам
смысл грязный и пошлый; наше монашески
развратное воображение боится плоти, боится
женщины. Добрые люди поняли, что очистительное
крещение плоти — есть отходная
христианству; религия жизни шла на смену
религии смерти, религия красоты на смену
религии бичевания и худобы от поста и молитвы.
Распятое тело воскресало, в свою очередь,
и не стыдилось больше себя; человек
|
|