но их сложно употреблять одновременно. Природа сыграла с ней злую шутку. Она 
дала ей пухлые материнские губы и угловатую челюсть отца, отчего лицо казалось 
изысканной картиной в тяжеловесной раме. Ее очаровательные серые глаза 
обрамляли густые ресницы, так украшавшие лицо ее отца, но делавшие ее взгляд 
угнетенным.

Мама объясняла, что вышла замуж за моего отца из-за преобладания в ее натуре 
воды, а в его – дерева, двух элементов, дополняющих друг друга. Люди, знавшие 
отца, хорошо представляли, что она имеет в виду. Вода быстро перетекает с места 
на место и всегда находит щелочку, в которую можно проскользнуть. Дерево же, 
напротив, крепко связано с землей. Сама природа благоприятствовала отцу, ведь 
он был рыбаком, а человек с натурой дерева легко чувствует себя в водной стихии.
 Вот почему отец старался никогда не расставаться с морем. Запах моря с него не 
смывала даже горячая вода. Когда он не рыбачил, то сидел на полу в нашей темной 
прихожей и чинил рыболовную сеть. И если бы сеть была спящим живым существом, 
своими неторопливыми движениями отец даже не разбудил бы ее. Он делал все очень 
медленно и сосредоточенно. Выражение его лица казалось застывшим. Его покрывали 
глубокие морщины, и с каждой была связана какая-то боль или тревога. Лицо 
походило на дерево, на каждой ветке которого гнездились птицы. От постоянных 
переживаний отец выглядел необыкновенно уставшим.

В возрасте шести или семи лет я неожиданно узнала о своем отце нечто новое. 
Однажды я спросила 
его:
– Отец, почему вы такой 
старый?
Он приподнял брови таким образом, что они образовали вокруг глаз небольшие 
выгнутые зонтики, покачал головой и с глубоким вздохом 
сказал:
– Не знаю.

Когда я задала тот же вопрос маме, она взглядом дала мне понять, что ответит в 
другой раз. На следующий день, не говоря ни слова, мама повела меня к деревне и 
свернула на тропу, ведущую к расположенному в лесу кладбищу. Мы подошли к трем 
могилам с высокими, значительно выше меня, надгробными плитами, сверху донизу 
исписанными строгими черными иероглифами. Тогда я только начала ходить в школу 
и еще не умела читать. Мама указала на одну из плит и 
произнесла:
– Мацу, жена Сакамото Минору. – Сакамото Минору – имя моего отца. – Умерла в 
двадцать четыре года, в 1919 году. – Потом она указала на другую плиту: – 
Иничиро, сын Сакамото Минору, умер в возрасте шести лет в 1919 году.

На последней плите было написано все то же самое за исключением имени – Macao и 
возраста – три года. Оказывается, мой отец уже был женат раньше, много лет 
назад, но вся его семья умерла. Позднее я вернулась к этим могилам и, стоя 
рядом с ними, впервые поняла, как тяжела печаль. Мое тело, легкое лишь 
мгновение назад, вдруг стало вдвое тяжелее, как будто могилы притягивали его к 
себе.

Благодаря союзу воды и дерева у родителей на свет появились дети с удачным 
сочетанием элементов. В то время как я была очень похожа на мать и даже 
унаследовала ее необычные глаза, Сацу, насколько это возможно, походила на отца.
 Сестра была на шесть лет старше меня и, конечно, как старшая, могла делать 
многое, мне еще не дозволенное. Но Сацу обладала удивительным свойством: 
превращать любое действие в происшествие. Если ее, к примеру, просили налить 
суп, она делала это так, что лишь часть супа случайно попадала в чашку. Однажды 
сестра порезалась рыбой. Именно рыбой, а не ножом во время ее чистки. Она шла с 
горы из деревни и несла завернутую в бумагу рыбу. Сверток выскользнул из рук 
Сацу, упал на ногу и порезал ее плавником.

Наши родители хотели иметь еще детей, помимо Сацу и меня. Отец мечтал о сыне, с 
которым мог бы рыбачить. Но когда мне исполнилось семь лет, мама внезапно 
заболела, видимо, раком кости, и с этого момента я не могла понять, что с ней 
происходит. Единственное, что помогало ей от боли, – сон, поэтому она спала, 
как кошка, почти постоянно большую часть суток, а как только просыпалась, 
начинала стонать. Я видела, как в ней что-то быстро меняется, но из-за 
преобладания в ее натуре воды мне эти изменения не казались тревожными.

Иногда она вдруг резко худела, но затем так же быстро поправлялась. К тому 
времени, когда мне исполнилось девять лет, кости на ее лице стали выдаваться 
вперед, и она уже больше не набирала своего прежнего веса. Это вода покидала ее 
из-за болезни, но я не догадывалась об этом. Так же как сочные морские 
водоросли, высыхая, становятся ломкими, мама все больше и больше теряла главную 
составляющую своей сущности.

Однажды вечером, когда я сидела на полу в нашей темной прихожей и напевала 
песенку пойманному утром сверчку, из-за двери раздался 
голос:
– Эй! Откройте, это доктор 
Миура!
Доктор Миура приезжал в нашу рыбацкую деревню раз в неделю, и с тех пор как 
мама заболела, он обязательно заходил к нам. В тот день на море разыгрался