её только тот, кто волхвом стал. Были и такие на Мирград земле матушке.


В те поры и веселились люди во землях Арии на славу, и свята их были от наших 
отличные.  Но всё же были и схожие, такие как кулачный бой. Да соревновались и 
удалью блистали, не только добры молодцы, но и девки и люди постарше.

Бились в шутку, без доспехов и без лат - гурьба на гурьбу али один на один. Тот 
кто послабее волею был – тот час проигрывал.

Возводили помост, да был он из чего-то невиданного – твёрдый, да мягок, словно 
перина коли падёшь на него. И Яр, да сын его Ерем, любили те забавы. 

Раз в светлый день собралось народу тьма тьмущая. Да были там купцы заезжие из 
мест дальних. Были и друзья страны Арии – Асы, что тех купцов возили во птицах 
железных.

Да знамо дело, средь купцов были и воины с тех стран дальних. А воевода тех 
воинов любил в кулачном бою позабавиться – удалой был молодец и силы немерянной.


Вот вышел он на помост и стал воспрошать сильнейшего бойца - а в те поры много 
было воинов крепких во земле Арии. Да так случилось, вышла дочь Мера - Всела, 
Васелиса по нашему. 

Тут увидел её Ерем и воспылало сердце его страстью жгучей.

Вот начался бой. Всела всё кругом того воина ходит да бровью не ведёт. Смех и 
злоба разбирает воеводу – в ихних землях бабы не воюют, но всё же решил 
потешиться, да куда уж там.

Бросился было кулачищами размахивать, да она словно тень скользнёт и нет её – 
вот за спиной стоит. Уморился воевода чужеземный да навзничь лёг. А она так 
гордо стала да ножкой его подпирает – смеётся народ, а чужестранец и 
шевельнуться боится, словно опутали его тяжёлыми оковами.

С тех пор запала Всела в сердце Ерема и стали они к друг дружке бегать – дело 
молодое.

Долго ли коротко ли, раз пришло ночное время, радуга в пол неба засияла. Вот 
ведёт Ерем свою любаву к отцу её Меру, просить значит руки по нашему у отца 
ейного.

Знал про то Мер уж наперёд да был рад этому безмерно. Яр же выбору сына 
противился да не хотел обижать друга – думал, может всё обойдётся, да картины 
тёмные шли на ум и сердце тревожили. Всё же решил он уважить сына и дал 
благословление, на перекор сердцу своему.


Тем часом было всё мирно и тихо во Мирград земле. А во землях далёких, да за 
столько вёрст, за сколе око не может увидать, а только мыслею человек знающий и 
ведающий может узреть, Кожан собирал новое войско.

То тело, в котором его душа обитала, он создал себе сам, и оно воплотило 
сущность его. Умел он также без труда великого покидать тело своё полностью или 
частями. Мог волком серым стать, мог птицею, что парит в небе высоко. Мог и 
красной девицей и добрым молодцем обернуться, если хотел. Мог и к твари любой 
живущей во Вселенной пристроиться тихой сапой, да опосля душу его родную 
выдворить из тела бренного.

Места далёкие, земли малые и великие, где он прибывал, были дикие – на самых 
задворках. Люди и твари, что обитали там, были просты душой и телом, и 
доверились они ему тёмному – думали, что пред ними Бог, да величали его именами 
разными. Да не в именах суть, а суть в том, что поддались они на обман великий.

Кожан приблизил к себе троих, и осветил их силой знания, чтоб могли народом и 
тварями править и ответ пред ним держать. Да стал мастерить врата мыслею, чтоб 
без труда войско его новоиспеченное добралось до Мирград земли.

Сделать те ворота было не так-то просто, да и были такие, что мешали замыслам 
его тёмным – имя того народа Уры.

В замыслах своих, в глубине сердца свого, они хотели сами попасть на Мирград 
землю да стать её хозяевами, но не желали влачить бремя кощеево на плечах своих.


Те Уры были по сложению тела отличные - ростом вдвое больше человечьего, и 
могли под водой жить, как народ морской, время долгое, и на суше могли быть, 
словно люди обычные.