одхода приводит 
к построению научной психологии. Распространение инженерного подхода – к 
становлению психотехники. Включение внутреннего мира и поведения человека в 
сферу потребления ведет к появлению психологических услуг. Сегодня нам кажется 
естественным, когда психолог предлагает свои услуги и утверждает, что у нас 
есть психологические проблемы, которые он поможет разрешить. Однако, еще в XIX 
в. внутренняя жизнь человека рассматривалась иначе: или как находящаяся в сфере 
действия божественных сил и замыслов, или как область, не подлежащая 
вмешательству со стороны. Различные проблемы внутренней жизни, которые мы 
сегодня относим к компетенции психотерапевта, в те времена понимались 
совершенно по-другому: такова природа, характер, конституция, судьба, наказание 
свыше и т. п. Именно развитие психологии и психологических услуг, как это 
показывают современные исследования (смотри, к примеру, работы Фуко), позволили 
обнаружить в человеке психические нарушения и заболевания, а по сути, 
конституировать их. Каждая новая психологическая теория или практика – это 
новая потенциальная область таких нарушений и заболеваний. Но те же теории и 
практики – гарантируют их разрешение.

Итак, человек нашей культуры, реализуя себя как личность, тем не менее, 
обусловлен в социальном отношении, причем двояко. С одной стороны, он 
обусловлен фундаментальными дискурсами, навязывающими ему реальность и сценарии 
поведения, с другой – практиками, предоставляющими ему социальные услуги. 
Основные фундаментальные дискурсы – это культурно-антропологический, 
научно-инженерный, гуманитарный и потребительский; основные практики: 
образование, идеология и политика, СМИ, плюс сегодня – церковь, психотерапия и 
прочие модные институции.

При заданном понимании социокультурных тенденций и человека можно попытаться 
продумать волнующие всех нас проблемы. Анализ тенденций не означает отказа от 
личной позиции исследователя, другое дело, что эта позиция преимущественно 
работает на какую-то одну тенденцию. Соглашаясь с тем, что наша цивилизация 
оказалась технически ориентированной, что техника, действительно, играет в ней 
исключительную роль, в частности, потому, что «техногенная цивилизация» 
сложилась при реализации техническим путем двух глобальных социальных проектов 
– «овладения природой» и «удовлетворения постоянно растущих потребностей 
населения», мне лично трудно согласиться с пониманием в перспективе социальной 
жизни как сплошного постава.

Замечу, что в состав базисных представлений современной культуры и Социума 
входят не только технократический дискурс, описывающий реальность в качестве 
постава, но и другие – «гуманистический дискурс», «религиозный», 
«эзотерический», «культурологический», «прагматический». Соответственно, можно 
указать на «нетехнократические» сообщества, личность, социальные институты. 
Указанные здесь представления и дискурсы задают другой, нетехнический образ 
мира и ценности, иначе ориентируют поведение и действия человека. Что не может 
не создавать в Социуме напряжения и конфликты.

Другое поле деструкций и напряжений в современной культуре создается осознанием 
негативных последствий научно-технической деятельности и прогресса. Оказалось, 
что человек не только демиург (как писал в свое время Ф. Бэкон: «Пусть 
человеческий род только овладеет своим правом на природу, которая назначила ему 
божественная милость, и пусть ему будет дано могущество»[247]), но и включен в 
природу, что техническая деятельность меняет параметры природы как 
экологического организма и параметры социальной жизни. Эти изменения со второй 
половины ХХ в. стали столь существенны, буквально переделывая облик планеты и 
жизнь человека, что последний больше не может их игнорировать, не может не 
реагировать на них.

Признание глобальных кризисов нашей культуры (прежде всего экологического и 
антропологического) и возможности гибели нашей цивилизации – один из моментов 
новой культурной ситуации. Другая тревожная тенденция – во многих регионах 
планеты человек начинает понимать, что безопасность его жизни не может быть 
обеспечена ни им самим, ни государством. Эти два момента – угроза безопасности 
жизни человека и паралич базисных культурных сценариев в связи с их 
противоречивостью, как показывают культурологические исследования, являются 
свидетельством заката и гибели культуры. Но одной культуре на смену всегда 
приходила другая.

Будем дальше рассуждать не об эмпирическом человеке, который действует 
по-разному: и стихийно, и как социальный индивид, и как личность, и 
ответственно, и безответственно – короче, эмпирически, а о «человеке возможном».
 То есть о человеке, которого бы хотелось видеть, на которого стоит работать.

Как социальный индивид возможный человек должен перестать понимать себя в духе 
Пико делла Мирандолы, как стоящего в центре мира и независимого ни от чего. 
Вероятно, нужно строить новый образ себя, который бы включал идею Культуры и 
Других как равноценные в отношении к идее «Я». В этом случае источник нашей 
жизни (соответственно, наших желаний, воли, переживаний) не только в нас самих, 
но и в Других, а также в Культуре. «Центр мира» не один – в нас, совпадающий с 
нашим «Я», а размещается в своеобразном «треугольнике», вершины которого 
задаются Культурой, Другими и, наконец, нашим «Я». Моя история – это не только 
история моего «Я», но также моей семьи, народа, той культуры, к котор