|
альную религию дервиш принимал
за поиски конечной истины.
Вдруг чей-то громкий голос, донесшийся с реки, прервал его
размышления. Он прислушался и услыхал дервишский призыв. "Этот человек
занимается бесполезным занятием, - сказал он себе, - потому что
неправильно произносит формулу. Вместо того, чтобы произносить "йа ха", он
произносит "а йа ха".
Подумав немного, дервиш решил, что как более внимательный и прилежный
ученик, он обязан научить этого несчастного, который, хотя и лишен
возможности получать правильное указание (от постоянного учителя), все же
изо всех сил, по-видимому, старается привести себя в созвучие с силой в
этих звуках.
Итак, он нанял лодку и поплыл к острову, с которого доносился голос.
На острове в каменной хижине он увидел человека в дервишской одежде,
время от времени громко повторявшего, все так же неправильно,
посвятительную формулу.
- Мой друг, - обратился к нему первый дервиш, - ты неправильно
произносишь священную фразу. Мой долг сказать тебе об этом, ибо
приобретает заслугу как тот, кто дает совет, так и тот, кто следует
совету. - И он рассказал ему, как надо произносить призыв.
- Благодарю тебя, - смиренно ответил второй дервиш.
Первый дервиш сел в лодку и отправился в обратный путь, радуясь, что
совершил доброе дело. Ведь кроме всего прочего, он слышал, что человек,
правильно повторяющий священную формулу, может даже ходить по воде. Такого
чуда он ни разу в своей жизни не видел, но почему-то верил, что оно вполне
возможно.
Некоторое время из тростниковой хижины не доносилось ни звука, но
дервиш был уверен, что его усилия не пропали зря.
И вдруг до него донеслось нерешительное "а йа" второго дервиша,
который опять по-старому начинал произносить звуки призыва.
Дервиш начал было размышлять над тем, до чего же все-таки упрямы
люди, как отвердели они в своих заблуждениях, и вдруг замер от изумления:
к нему прямо по воде, как по суху, бежал второй дервиш. Первый дервиш
перестал грести и, как завороженный, не мог оторвать от него взгляда.
Подбежав к лодке, второй дервиш сказал: "Брат, прости, что я задерживаю
тебя, но не мог бы ты снова разъяснить мне, как должна по всем правилам
произноситься формула? Я ничего не запомнил".
На русском мы можем передать лишь одно из многих значений этой
сказки, потому что в арабских текстах обычно используются омонимы - слова,
одинаковые по звучанию, но имеющие разный смысл. Такое свойство языка
свидетельствует о том, что он достался нам от более древних культур и
предназначен для того, чтобы глубже описывать сознание, а также нечто,
связанное с внешней моралью.
Кроме того, что это сказание представлено в популярной литературе,
находящейся в обращении на Востоке, оно встречается в дервишских
манускриптах, иногда очень древнего происхождения.
МУРАВЕЙ И СТРЕКОЗА
Благоразумный и упорный муравей смотрел на цветочный нектар, как
вдруг с высоты на цветок ринулась стрекоза, попробовала нектара и
отлетела, потом подлетела и опять присосалась к цветку.
- И как только ты живешь без работы и без всякого плана? - сказал
муравей. - Если у тебя нет ни реальной, ни относительной цели, какова же
особенность твоей жизни и каким будет ее конец?
Стрекоза ответила:
- Я счастлива и больше всего люблю удовольствия. Это и есть моя жизнь
и моя цель. Моя цель - не иметь никаких целей. Ты можешь строить для себя
какие угодно планы, но ты не сможешь убедить меня в том, что я
несчастлива. Тебе - твой план, а мне - мой.
Муравей ничего не ответил, но подумал: "То, что для меня очевидно, от
нее скрыто. Она ведь не знает, каков удел муравьев. Я же знаю, каков удел
стрекоз. Ей - ее план, мне - мой".
И муравей пополз своей дорогой, ибо сделал все, что было в его силах,
чтобы предостеречь стрекозу.
Прошло много времени, и их дороги опять сошлись.
Муравей заполз в мясную лавку и, примостившись под чурбаном, на
котором мясники рубили мясо, стал благоразумно ожидать своей доли. Вдруг в
воздухе появилась стрекоза. Увидев красное мясо, она стала плавно
снижаться на чурбан. Только она уселась, огромный топор мясника резко
опустился на мясо и разрубил
|
|