позволяла им писать новые «священные» книги.
      В науке существует точка зрения (правда, не общепринятая), что первыми 
христианскими записями были сборники цитат из Ветхого завета, прежде всего тех, 
где речь шла об ожидаемом мессии (так называемые свидетельства – тестимонии).
      Но не только «священность» древних библейских писаний предопределяла 
преимущественно устный характер проповеди нового религиозного учения. В 
античном мире роль устного слова вообще была исключительно велика. Рукописные 
книги были дороги и малодоступны, да и уровень грамотности за пределами древних 
городских центров был не столь высок. Но главное все же было не в этом. Всюду, 
где в древности существовали самоуправляющиеся коллективы – общины или 
города-государства, устными выступлениями пользовались очень широко: речи 
произносились в народных собраниях и на заседаниях городских советов; от умело 
построенной речи, произнесенной в судебном заседании, часто зависел исход дела. 
Речи всегда были обращены к коллективу, прежде всего к коллективу граждан. Они 
не просто несли информацию, а были рассчитаны на возбуждение определенной 
реакции слушателей. Такое совместное слушание сплачивало людей, создавало 
ощущение их причастности к «общему делу». Писатель II в. Лукиан передает 
легенду о том, что «отец истории» Геродот приехал на Олимпийские игры и там 
стал читать свою историю. Сам Лукиан также отправился в Македонию, чтобы 
рассказать о своих произведениях. И в городах, потерявших свою независимость в 
составе Римской империи, продолжало существовать публичное красноречие: там 
были свои любимые ораторы и философы, свои «златоусты», хотя часто выступления 
их сводились к восхвалению императоров.
      Первые христиане, среди которых было много людей, не входивших в 
гражданский коллектив городов, в которых они жили, – переселенцев, 
вольноотпущенников, рабов, не признавали официальных публичных торжеств, 
религиозных празднеств, но и эти люди, собираясь где-нибудь за городом или в 
опустевших ремесленных мастерских, ощущали свою общность, слушая пришедшего к 
ним проповедника. Эта общность, в свою очередь, усиливала эмоциональное 
воздействие устного слова. Такое воздействие вряд ли могло оказать уединенное 
чтение записей о жизни Иисуса или библейских пророчеств.
      У первых христиан не было потребности в записях своего учения еще и 
потому, что обещания спасения, установления тысячелетнего царства божия на 
земле были обращены именно к ним, к «этому» поколению. Главным в общинах первых 
христиан было учить и проповедовать, а не писать. Еще во II в. сохранились 
разные бродячие проповедники, которых ярко описал противник христианства Цельс: 
«Многие безвестные личности в храмах и вне храмов, некоторые даже нищенствующие,
 бродящие по городам и лагерям, очень легко, когда представляется случай, 
начинают держать себя, как прорицатели. Каждому удобно и привычно заявлять: «Я 
– бог, или дух божий, или сын божий. Я явился. Мир погибает и вы, люди, гибнете 
за грехи. Я хочу вас спасти. И вы скоро увидите меня возвращающимся с силой 
небесной. Блажен, кто теперь меня почтит; на всех же прочих, на их города и 
земли я пошлю вечный огонь… А кто послушался меня, тем я дарую вечное спасение».
 К этим угрозам они вслед за тем прибавляют непонятные, полусумасшедшие, 
совершенно невнятные речи, смысла которых ни один здравомыслящий человек не 
откроет; они сбивчивы и пусты, но дураку или шарлатану они дают повод 
использовать сказанное, в каком направлении ему будет угодно».
      Хотя Цельс и не называет здесь прямо христиан, но излагаемое им 
содержание проповеди указывает на ее христианское происхождение.
      Многие современные ученые полагают, что в период устного распространения 
христианства сложились отдельные «блоки» традиции: речения, притчи, сказания о 
чудесах, эпизоды, иллюстрирующие библейские пророчества. Разные проповедники 
применительно к своему пониманию нового учения по-разному соединяли эти «блоки»,
 кое-что выбрасывая, кое-что добавляя.
      В условиях, когда пророчества играли для верующих столь большую роль, 
естественно появление в качестве одного из первых жанров христианской 
литературы так называемых откровений (апокалипсисов) – рассказов о видениях, 
якобы предвещавших конец света. Под влиянием ветхозаветных пророческих книг и 
экзальтированных устных проповедей появилось Откровение Иоанна, или Апокалипсис,
 включенное позже в новозаветный канон. Это – описание видений Страшного суда, 
адресованное семи христианским общинам в малоазийских городах. Оно начинается 
как наставление, в котором порицаются одни христиане, одобряются другие, но 
затем от этих наставлений автор переходит к рассказу о видениях, переполненному 
символами, аллегориями, устрашающими образами того, «чему надлежит быть». 
Откровение Иоанна было создано в конце 60-х годов I в.; в нем сохранились живые 
воспоминания о страшном пожаре, опустошившем Рим в 64 г.; ясны связи этого 
произведения с ветхозаветными пророчествами; в нем нет развитого учения о 
Христе. Ф. Энгельс датирует Апокалипсис 68-69 гг. Возможно, он был 
отредактирован переписчиками в 90-х годах, т. е. уже после падения Иерусалима 
(70 г.) и поражения I иудейского восстания против римлян (73 г.). Именно к 
этому времени относит создание Откровения Иоанна церковная традиция.
      В Откровении Иоанна упоминаются последователи таких спорящих друг с 
другом проповедников внутри христианских общин: николаиты, сторонники Валаама, 
сторонники пророчицы Иезавели. Все эти группы осуждаются автором Апокалипсиса. 
И, напротив, он с похвалой отзывается об эфесских христианах за то, что они не 
послушались «тех, которые называют себя апостолами, а на самом деле не таковы». 
Христиане Смирны, пребывающие «в нищете и скорби», еще и «терпят злословие» от 
тех, которые «говорят о себе, что они иудеи, а на самом деле не таковы».
      Такое же разнообразие проповедей и проповедников отражено и в посланиях 
Павла: в Первом послании к коринфянам автор его пишет, что коринфских христиан