существует после смерти, ни что не существует, ни что и существует, и не 
существует, ни что будет существовать, ни что не будет существовать ». Иногда 
он добавлял еще: «Они неприменимы и неприложимы потому, что уже в этой жизни, 
даже в этом самом физическом теле, Будда находится вне любых классификаций; о 
нем ничего нельзя сказать». Будда — это человек, о котором ничего нельзя 
сказать, поскольку у него ничего нет; в каком-то смысле, он и есть нечто. Вот 
почему в той же «Сутта-нипате» встречается такой эпитет Будды, как 
akin-canna186, что следует перевести «человек ничто»: это тот, кто не имеет 
ничего, потому что он сам есть ничто. О такой личности невозможно что-то 
сказать, и это ставит человеческий ум в тупик. Похоже, многие из просветленных 
учеников Будды подозревали, что в Будде есть нечто таинственное, то, что даже 
они, сами просветленные, не могли понять и измерить. Типичен в этом отношении 
случай с Шарипутрой187. Однажды Шарипутра в присутствии Будды воскликнул в 
порыве веры и преданности: «Бхага-ван, я думаю, что ты величайший из всех 
просветленных, которые были, есть и будут». Будда не похвалил этого и не осудил.
 Он не сказал: «Какой ты замечательный ученик. Как прекрасно ты меня понял!» Он 
просто задал вопрос: «Шарипутра, а знал ты всех Будд прошлого? » «Нет, 
Бхага-ван», - отвечал Шарипутра. «А знаешь ли ты всех Будд грядущего?» — 
спросил Будда. Шарипутра опять признался, что нет. Тогда Будда спросил: «А меня 
ты знаешь?» «Нет, Бхагаван», - ответил Шарипутра. «А коли так, -сказал Будда, - 
почему ты так отважен в своих словах?» Отсюда ясно, что и мудрейший из учеников 
Будды, Шарипутра, не смог сполна постичь Будду.
   После смерти Будды это ощущение учеников его, что Будда неизмерим, что даже 
они, просветленные, вероятно, так же, как и он сам, не в силах постичь его, 
нашло выражение в перечне «десяти сил»188 и «восемнадцати особых свойств», 
отличающих его от всех просто освободившихся и просветленных учеников его.
   Все это постепенно выкристаллизовывалось в очень важное различение, 
введенное применительно к Будде. Различать стали то, что называется его 
rupakaya - телесное его явление, облик, и его dharmakaya - его истинный, 
сущностный облик. Первое буквально переводится «тело формы», а второе - «тело 
истины», «тело реальности». Rupakaya это Будда, существующий во времени. 
Dharmakaya - Будда, существующий вне времени, в измерении вечности. Реальное 
тело - именно это, второе. Это явствует, например, из увещевания Будды, 
обращенного к Ваккали. Ваккали был монахом, пылко преданным Будде. Его восхищал 
внешний облик и личность Будды, и он все свое время просиживал, глядя на Будду. 
Учиться он не хотел, вопросов не задавал, ему бы только глядеть на Будду, и все.
 Однажды Будда подозвал его и сказал: «Ваккали, физическое тело -это не я. Если 
хочешь видеть меня, узри Дхарму, узри Дхармакаю, мой истинный облик»189. Та же 
точка зрения выражена в двух знаменитых строфах «Алмазной сутры», в которых 
Будда обращается к Субхути:
   «Видящие меня по моему облику, следующие моему голосу предаются неправильным 
усилиям; такие люди меня не видят. Будду следует видеть из Дхармы. Водительство 
Будды исходит из дхармакаи. Однако нельзя распознать истинную природу Дхармы, и 
никто не может постичь ее как объект»190.
   Большинство из нас, как Ваккали, пытаются неправильным способом узреть Будду.
 Я не говорю, что следует вовсе не обращать внимания на рупакаю — физическое 
тело, тело облика; но его следует считать символом дхармакаи — истинного облика,
 истинного тела. Это символ Будды, каков он в своей беспредельной сущности, вне 
времени, над временем, в вечности. (Из лекции №23 «Будда, Бог и реальность », 
1979) 
НИРВАНА КАК ЦЕЛЬ
   
   Большинство наших проблем, а может, все, крутятся вокруг темы счастья и 
несчастья. Как мы обычно поступаем, когда по той или иной причине чувствуем 
себя несчастными? Чего мы точно не делаем, так это не спрашиваем себя, почему 
мы несчастны. Если же мы и спрашиваем, то стараемся скользить по поверхности и 
сами себе отвечаем, опираясь на симптомы и внешние обстоятельства. Мы постоянно 
пытаемся избегать ощущения, что мы несчастны. Когда мы чувствуем себя 
несчастными, мы стараемся рикошетом выскочить в противоположное состояние — в 
ощущение счастья. Обычно это означает цепляние за некоторые предметы или 
переживания, которые, как нам кажется, принесут потерянное и желанное счастье. 
Другими словами, наши поступки состоят в принятии счастья за конечную цель и в 
стремлении достигнуть ее.
   Мы пытаемся избегать несчастливых переживаний и стараемся обрести счастье 
как свою цель. Однако в этом, как вы прекрасно знаете, мы почти всегда терпим 
неудачу. В конце концов, в течение всей своей жизни мы пребываем в тех или иных 
поисках счастья, — никто не ищет невзгод и страданий. Каждый полагает счастье 
конечной целью и каждый терпит неудачу в ее достижении. Нет, вероятно, никого, 
кто бы мог заявить, что он настолько счастлив, что не в состоянии представить 
себя еще хоть чуточку счастливее. Большинство людей, если они, конечно, 
искренни по отношению к себе, вынуждены признать, что их жизнь более или менее 
трудна, неудовлетворительна и помечена только небольшими вспышками счастья и 
радости, которые позволяют лишь на время забыть если не все невзгоды и 
страдания, то, по крайней мере, свою неудовлетворенность и досаду.
   Все это подводит нас к самому важному принципу — полагание подобных целей в 
действительности есть подмена осознавания, знания себя самих. Если мы чувствуем 
себя несчастными, то вместо того, чтобы постараться вскрыть причину, мы ставим 
перед собой цель быть счастливыми, чтобы избежать страданий. Это происходит 
машинально или инстинктивно. И в этом вообще нет ни самоосознавания, ни 
стремления к самопознанию.