ольшие доходы,
 которые он ежегодно получает, не накапливались бы в конце года, но тратились 
бы на благие нужды – либо на благотворительные пожертвования для бедных, либо 
на строительство храмов богу… Дом, в котором он постоянно живет, должен 
примыкать к церкви… Дастурдолжен знать все учения, содержащиеся в 
«Зандавастав»… Ему не следует бояться никого, кроме бога, и ничего, кроме 
греха… так, чтобы… если кто-либо согрешит, он сказал бы этому человеку о его 
грехе, как бы ни был велик этот человек».

Относительно обычаев парсов Г. Лорд узнал (Lord, 1630, с. 46–47), что через 
некоторое время после рождения родители приносят ребенка в храм, где жрец дает 
ему немного хома, «произнося следующую молитву: „Пусть бог очистит его от 
нечистоты его отца и от месячного осквернения его матери“». В возрасте около 
семи лет (вместо традиционных пятнадцати, несомненно, под влиянием брахманизма) 
жрец учит ребенка «произносить некоторые молитвы и обучает его религии». Затем 
над ребенком совершается полное ритуальное омовение, и жрец надевает ему 
священную рубашку и пояс, «который он с тех пор носит на себе, сплетенный… 
самим проповедником». О праздниках Лорд сообщает (Lord, 1630, с. 41–42), что 
есть только гахамбары, «празднуемые пять дней подряд, и каждый из них посвящен 
одному из шести творений». Празднование гахамбаров было уменьшено до пяти дней 
по образцу «пяти дней Гат» в начале исламского периода.

Джон Овингтон, посетивший парсов после Лорда, наблюдал в 1689 г., что «на их 
торжественных празднествах, куда собираются иногда сто или двести человек, 
каждый приносит с собой, по своему вкусу и достатку, яства, которые делят 
поровну и вкушают сообща все присутствующие» (Ovington, 1929, с. 218). Лорд 
далее сообщает, что «их закон допускает большую свободу в еде и питье… Когда 
они едят что-либо из дичи или мяса, то немного несут в агиари, т.е. в храм, в 
качестве приношения для умиротворения бога за то, что ради пропитания они 
вынуждены отнимать жизнь у его тварей» (Lord, 1630, с. 40). Здесь, несомненно, 
упоминается приношение огню – аташ-зохр.

Молодому немецкому аристократу де Манделсло, побившему Сурат в 1638 г., 
приписывается знакомство, возможно косвенное, с парсийскими учениями.Он записал,
 что парсы верят «только в одного бога, хранится мира», но «весьма почитают» 
также и «семь служителей бога», которые имеют «более низкое назначение». Помимо 
этих «подчиненных духов… обладающих очень высоким положением, у бога есть 
двадцать шесть других прислужников, каждый из которых имеет свои особые 
обязанности» – и автор перечисляет по именам календарные божества-язад. Парсы 
верят, пишет он, что эти существа обладают полной властью над тем, чем бог 
поручил им управлять, поэтому они беспрепятственно и поклоняются им» (Mandelslo,
 1669, с. 59–60). Из свидетельств этих независимых очевидцев явствует что 
верования парсов и иранских зороастрийцев были в то время идентичными и 
традиционными.

Лорд описывает две дахмы, построенные около Сурата на земле, пожалованной 
Акбаром, – «круглые, довольно высоко возвышавшиеся над землей, достаточно 
вместительные и большие; изнутри они были вымощены камнем». Ученые парсы 
исследовали несколько старых башен и сумели проследить их постепенные 
усовершенствования, такие, как устройство с внешней стороны каменных лестниц, 
разделение внутренней каменной площадки специальными перегородками на три 
концентрических кольца. В плодородном Гуджарате трудно было найти пустынные 
местности для устройства башен, но парсы делали все возможное, используя 
удаленные от домов и дорог возвышенности.

В начале XVII в. колония парсов в Камбее исчезла, возможно в 1606 г., когда там 
расположился последний музаффаридский султан. Торговое процветание старого 
порта перешло к Сурату, и в течение последующих полутора столетий Сурат стал 
крупнейшим зороастрийским центром в мире. В 1774 г. голландский мореплаватель 
Ставоринус оценил количество парсов в Сурате в сто тысяч душ, что составляло 
одну пятую всего населения, и заметил, что «они умножаются числом изо дня в 
день и построили и населили целые кварталы в пригородах» (Stavorinus, 1798, с. 
494).

У парсов были, в общем, прекрасные отношения с индусами, но веротерпимость 
Акбара не пережила его царствования. Его преемник вновь ввел подушный 
налог-джизйа, и с тех пор мусульмане «получили преимущество перед остальными 
благодаря своей религии» (Ovington, 1929, с. 139). Иногда это приводило к 
насилию. Примером насилия в отношении парсов является происшествие с одним 
ткачом из Броача, неким Кама-Хома, которого какой-то мусульманин обозвал 
кафиром («неверным»). Кама дерзко возразил ему, назвав самого обидчика кафиром. 
Мусульманин пожаловался на это оскорбление местному судье, который постановил, 
что никто из иноверцев не смеет так обращаться с поклонниками Аллаха, а потому 
Кама сам должен либо принять ислам, либо умереть. Кама предпочел смерть и был 
обезглавлен в 1702 г.

Несмотря на подобные сообщения о религиозном пыле и отваге парсов, в целом в 
описаниях путешественников они предстают такими же, как и иранские зороастрийцы,
 – добрыми, спокойными и трудолюбивыми. Рассказывается, что они жили «между 
собой в полном согласии, делали совместные пожертвования в пользу своих 
бедняков и не допускали, чтобы кто-нибудь выпрашивал подаяние у приверженцев 
других религий» (Niebuhr, 1792, с. 429). «Их всесторонняя доброта, 
проявляющаяся и в найме на работу тех нуждающи