ев, и у парсов.

Другой обычай, на который обратил внимание Таверние, касался законов очищения. 
Он писал: «Как только женщины или девушки почувствуют приближение природного 
обыкновения, они сейчас же покидают свои жилища и остаются одни в поле, в 
маленьких домиках, сплетенных из прутьев, с куском материи, служащим дверью. 
Пока они находятся в таком положении, им каждый день приносят еду и питье, а 
когда освобождаются, они посылают, в соответствии со своим достатком, козу, или 
курицу, или голубя в качестве приношения, после чего моются, а затем приглашают 
нескольких родственников на небольшое угощение» (Tavernier, 1684, с. 166). Это 
неудобное уединенное затворничество должно было очень тяжело переноситься 
женщинами, особенно летом, в жару, и зимой, в холод, а иногда оно становилось 
просто опасным, и с XIX в места для удаления женщинам отводили под защитой 
дворов или конюшен. Заканчивая это испытание «небольшим угощением» с друзьями, 
зороастрийцы демонстрируют свою способность использовать любую возможность для 
того, чтобы повеселиться.

Таверние сообщает о гаурах, что «они любят празднества, хорошо есть и пить» 
(Tavernier, 1684, с. 167). Он же упоминает о том, что «день рождения их пророка 
празднуется с необычайной торжественностью, и, кроме того, в этот день они 
раздают много милостыни» (Tavernier, 1684, с. 166). День рождения пророка, или 
Великий Ноуруз, отмечался 6-го Фарвардина, что могло с таким же правом 
считаться днем рождения Зороастра, как 25 декабря днем рождения Христа. Тогда 
еще в Кермане, очевидно, были состоятельные зороастрийцы, которые могли щедро 
благотворительствовать. Сохранился изящно высеченный мраморный камень, 
сообщающий о строительстве Ханеи-Михр («Дома Михра») неким Рустамом Бундаром в 
правление шаха Аббаса. («Дом Михра», обычно Дари-Михр или Бари-Михр, –так 
всегда называлось в позднее время место богослужения, или храм огня.
)
Люди, обладавшие достатком, подобно Рустаму Бундару, вероятно, и были «судьями»,
 или даварами, в местных общинах (как Чанга-Аса в Навсари). Видимо, они без 
труда правили делами общины, но если между двумя ее членами возникал спор и 
старшины не могли решить дело в чью-либо пользу, тогда, как излагается в 
ривайатах (Dhabhar, 1932, с. 39 и сл.), «судьи» могли потребовать, чтобы 
обвиняемый торжественно поклялся в храме огня и выпил ритуальную серную воду 
(что было разновидностью древней ордалии огнем).

После произнесения молитвы Хоршед-Михр-Нийайеш («Моление солнцу-Михру»), в 
которой солнце и Михр призываются в свидетели, дающий показания человек должен 
был призвать семь Амахраспандов иих творения, а затем сказать клятвенную 
формулу, включающую следующие слова: «Если я нарушаю клятву, то все мои добрые 
дела, которые я сделал, передаю тебе (обвинителю), а за все прегрешения, 
совершенные тобою, я понесу наказание на мосту Чинват. Михр, Сроши праведный 
Рашн знают, что я говорю правду…» Зороастрийцы были убеждены, что всякий 
нарушающий клятву будет вскоре поражен богом, но в целом они стремились, чтобы 
дело не доходило до такого разбирательства, а соблюдалась честность, потому что 
нарушитель договора уже подпал «под власть Ахримана и демонов» (Dhabhar, 1932, 
с. 41).

Даже будучи честными, миролюбивыми, работящими и живущими, насколько это 
возможно, сами по себе, зороастрийцы все равно не могли избежать притеснений. Ж.
 Шардэн рассказывает (Chardin, 1735, с. 179), что шах Аббас услышал молву о 
чудесном содержании книг гауров, и в особенности об одной из них, будто бы 
написанной Авраамом и содержащей предсказания обо всех событиях, которые 
произойдут до конца времен. Он настойчиво искал эту книгу и заставлял 
зороастрийцев приносить ему свои рукописи. Шардэн слышал о двадцати шести томах,
 хранившихся в царском книгохранилище в Исфахане, но фантастическую книгу 
Авраама, естественно, достать не могли, и в конце концов раздосадованный шах 
приказал убить Дастуран дастура, а вместе с ним еще нескольких человек.

В письме к парсам, относящемся к 1635 г., иранские жрецы с горечью пишут об 
этих событиях. Скорбь их в это время усиливалась от еще одного разочарования. 
Они пришли к убеждению, что десятое тысячелетие «мирового года» началось с 
воцарением Йездигерда III, и поэтому ожидали его славного окончания с 
пришествием Спасителя (Саошйанта) через тысячу лет, то есть в 1630 г. За четыре 
года до этого они писали парсам: «Тысячелетие Ахримана окончилось, наступает 
тысячелетие Ормазда, и мы ожидаем увидеть лик славного Царя Победы, и Хушедар и 
Пешотан непременно придут» (Dhabhar, 1932, с. 593–594). То, что год оказался 
ничем не примечательным, было для них жестоким ударом, и хотя зороастрийцы 
никогда не переставали надеяться на приход Саошйанта, их мечты с тех пор стали 
более неопределенными. Ж. Шардэн заметил, однако, что «одно из неизменных 
убеждений зороастрийцев заключается в том, что вера их опять станет 
господствующей… а верховная власть снова будет принадлежать им. Они 
поддерживают себя и своих детей этой надеждой» (Chardin, 1735, с. 184).

После шаха Аббаса Великого дела зороастрийцев пошли еще хуже. Аббас II 
(1642–1667) переселил исфаханских гауров в новый пригород (желая старый 
приспособить под место для отдыха), а при последнем сефевидском шахе, 
Султан-Хусейне (1694–1722), зороастрийцы жестоко пострадали, потому что вскоре 
после восшествия на престол он издал закон обих насильственном обращении в 
ислам. Христианский архиепископ оказался свидетелем принятых для этого 
безжалостных мер: зороастрийский храм разрушили, большое число гауров под 
угрозой смерти принудили принять ислам, а те, кто отказался это сделать, 
окрасили реку своей кровью. Немногие спаслись бегством, и до сих пор в районе 
Йезда есть семьи, ведущие свое происхождение от таких беглецов.




Парсы XVI-XVII вв.


В то время парсам жил