эту небольшую группу 
зороастрийцев покинуть родину и искать свободы вероисповедания в других странах.

По-видимому, они приняли такое решение во времена особенно трудные для 
зороастрийцев, когда стали возникать местные иранские династии, все ревностно 
мусульманские и довольно независимые. Среди них были Саманиды в Хорасане 
(874–999), претендовавшие на происхождение от Вахрама Чобена. (Сам Саман, как 
рассказывают, сменил зороастризм на ислам к концу VIII в., переубежденный 
аббасидским наместником Хорасана.) Вероятно, во время правления Саманидов 
группа зороастрийцев, жившая первоначально в городке Санджан, расположенном на 
юго-западе Хорасана, отчаявшись обрести мир и справедливость, отправилась на юг 
к порту Хормузд в Персидском заливе, где они в конце концов раздобыли корабль, 
чтобы перебраться за море. Согласно парсийским преданиям, переселенцы – мужчины,
 женщины и дети – провели девятнадцать лет на острове Див, прежде чем в 936 г. 
окончательно высадиться на побережье Гуджарата.

В течение столетий контакты между этими переселенцами «парсами», или «персами» 
(так гуджаратцы, по давней традиции, называли всех приезжавших из Ирана), и 
зороастрийцами, оставшимися на родине, были эпизодическими. Однако понятно, что 
общие черты двух общин восходят к обычаям, характерным для всех зороастрийцев 
Ирана до миграции парсов. Так, религиозная терминология обеих общин (в 
отношении ритуальных сосудов, священных участков и т.д.) содержит примесь 
арабских слов, что свидетельствует об интенсивном влиянии арабского языка нa 
разговорный персидский после двух с половиной столетий мусульманского 
господства. В обеих общинах слово фэреште («ангел») обычно заменяет слово 
язад(«божество»), несомненно, в результате попыток отвергнуть мусульманские 
обвинения в многобожии. В обеих общинах не употребляется больше простой термин 
мог для жреца; любой священнослужитель низшего порядка, подготовленный для 
совершения основных религиозных церемоний, называется эрбад (парси эрвад). 
Звание мобад применяется по отношению к тем, кто прошел высшую подготовку, а 
верховного жреца называют дастур («облеченный властью»).

Обе общины воздвигают покрытые сверху камнем башни, на которые кладут 
покойников. Эти башни называются старым словом дахма. Первое упоминание таких 
построек встречается в письме, написанном около 830 г. Худинан пешобаем 
Адурфарнбагом Фаррохзаданом зороастрийцам Самарканда, которые спрашивали его, 
как им следует поступать, пока строится новая дахма, а старая повреждена. Он 
ответил: «Пока не построена новая дахма, когда кто-либо умрет, нужно положить 
на поверхности старой дахмы маленькие камни, в углу, и на них поместить тело с 
[соответствующими] церемониями» (Dhabhar, 1932, с. 104–105).

Очевидно, обычай возведения погребальных башен имел широкое распространение в 
то время, но он, видимо, не древнее исламского периода, потому что, как кажется,
 не было никаких установленных традиций, определяющих использование этих башен. 
Возведение башни не позволяло видеть трупы, и предотвращало возможное 
раздражение мусульман (которые всегда готовы были напасть на зимми); в то же 
время высокое сооружение защищало мертвых от осквернения. Ранние башни в Иране 
и Индии были простыми, массивными зданиями круглой формы с высоким парапетом, 
заслонявшим каменную площадку. Там не сооружали постоянной лестницы, на 
похоронах использовали приставные лестницы, для того чтобы затруднить доступ 
вверх. В Иране, в некоторых общинах, обитавших вблизи гор, вершину холма 
ограждали высокой глухой стеной из сырцовых кирпичей.

В Х в. богатый зороастриец из Рея построил на холме дахму с большими 
трудностями и за немалые деньги, но в тот день, когда постройка была завершена, 
мусульманский служитель ухитрился на нее взобраться и прокричал с ее стен 
призыв к молитве. Под этим предлогом здание присвоили себе мусульмане 
(Сийасат-наме, с. 172). Мусульмане никак не могли использовать сооружение, но 
«травля габров» стала популярным развлечением, продолжавшимся в течение 
столетий, ею увлекались и халифы, и высшие сановники, и невежественный люд. Так,
 в Хорасане находилось известное зороастрийское святилище, где рос огромный 
кипарис[68 - По всей видимости, здесь речь идет о древовидном можжевельнике или 
арче (Juniperus sp.), более распространенных и аборигенных для Хорасана 
представителях семейства кипарисовых.], посаженный, по парфянскому преданию, 
самим Зороастром. Халиф Мутаваккил срубил это глубокочтимое дерево в 861 г., 
несмотря на отчаянные мольбы зоро-астрийцев, чтобы получить древесину для 
строительства нового дворца. Но к тому времени, когда караван верблюдов, на 
котором переправляли дерево, доплелся до Ирака, Мутаваккил уже умер, убитый 
собственным сыном, что в глазах зороастрийцев было заслуженным возмездием.

Мучить собак – тоже один из способов досаждать зороастрийцам. В первоначальном 
исламе нет никаких следов враждебного отношения к собаке как к нечистому 
животному (теперь это мнение широко распространилось среди мусульман). В Иране 
такое отношение к собаке, видимо, поощрялось в связи с тем необыкновенным 
уважением, которое проявляли зороастрийцы этому животному. Вероятно, дурное 
отношение к собаке (подобно снятию пояса-кусти или плевку в огонь) являлось 
внешним признаком обращения в новую веру. Множество мучений, причиненных этим 
животным мусульманами в течение столетий, служат печальным примером жестокостей,
 к которым приводит религиозное соперничество.

Создание среднеперсидских сочинений пехлевийским письмом фактически 
прекратилос