вдохновением 
Благого духа, с поклонением божествам-язата, совершаемым в полном соответствии 
со священным писанием. То, что провозглашали верховные жрецы Ормазда, то и мы 
провозглашаем, потому они признаны у нас обладающими духовной прозорливостью… 
Царство Ирана продвинулось, опираясь на учение религии почитания Мазды, которое 
вобрало в себя знание всех, кто был до нас, [предназначенное] для всего мира. У 
нас нет споров с теми, кто имеет иные убеждения, потому что мы знаем столько 
[истины] на авестийском языке в точной устной передаче и в письменных 
источниках, в книгах и записях, а также в толкованиях на обычном языке, – в 
целом владеем всей мудростью религии поклонения Мазде“» (Динкард 413, 9–414, 6; 
Zaehner, 1955, с.8-9).

Судя по терпимому тону, эти слова, видимо, высказаны в конце царствования 
Хосрова, когда была восстановлена неприкосновенность государственной религии, 
что позволило Хосрову оставить прежнюю суровость по отношению к маздакитам. 
Относительная мягкость проявляется и в следующем отрывке из его «Книги деяний»: 
«Мобадан мобад представил на наше рассмотрение [дело] нескольких человек, 
которых он назвал и которые принадлежат к знати… Вера этих людей была противна 
той, которую мы унаследовали от нашего пророка и ученых людей нашей религии. 
[Мобадан мобад предупредил нас], что эти люди тайно обращают в свою веру и 
призывают народ принимать ее… Я повелел привести этих еретиков ко мне и 
поспорить с ними… Потом я приказал изгнать их из моей столицы, из моей страны и 
моего царства и велел, чтобы все, кто разделяет их верования, последовали бы за 
ними» (Карнамаг, с. 18–19).

В Карнамаге (с. 19–20) Хосров также рассказывает о том, как ему добровольно 
покорилась часть хазар (именно тюрки угрожали теперь Ирану на севере). Он 
поселил их внутри страны, поручив им охрану границ в этой области. Затем он 
продолжает: «Я приказал построить храмы нашим жрецам. Я поручил им научить 
тюрок, подчинившихся нашей власти, тем прямым пре имуществам, которые приносят 
покорность царям и этом мире и награды, следующие за это, в загробной жизни. Я 
повелел им внушить тюркам обязанность любить нас, быть праведными и верными, 
воевать с нашими врагами; и [я попросил их] обучить молодых людей нашим 
верованиям и обычаям». Хотя приказ этот и объяснялся в первую очередь 
политическими мотивами, очевидно, никаких возражений против принятия этих 
неиранцев в число зороастрийской паствы не имелось, если, разумеется, они 
соответствующим образом были бы обучены и принимали новую веру охотно.




Запись 
Авесты

В приведенном выше отрывке из Динкарда упоминается об Авесте и в устной, и в 
письменной передаче, потому что к тому времени неизвестный гений из 
зороастрийских жрецов разрешил проблему записи священных текстов, изобретя 
«авестийский» алфавит, отличающийся изумительной точностью. Он основывался на 
том пехлевийском письме, которое использовалось в середине сасанидского периода,
 но вместо двадцати в нем было сорок шесть букв, причем новые созданы путем 
модификации пехлевийских знаков.

Авестийский алфавит позволял изображать каждый гласный и согласный и, по 
существу, по своей точности уподобился современной «международной фонетической 
транскрипции». Серьезное возражение против записи Авесты, заключавшееся в том, 
что священные звуки ее передать точно невозможно, таким образом, было 
преодолено.

Используя великолепное новое изобретение, персидские жрецы принялись 
фиксировать все сохранившиеся авестийские тексты, очевидно, делая это под 
диктовку, потому что со времени Тансара именно их назначили хранителями канона 
священного писания. Разумеется, они пользовались тем произношением авестийских 
текстов священниками, которое было принято тогда в Парсе и которое немного 
отличалось от произношения других областей. Однако, принимая во внимание 
огромный промежуток времени и колоссальное пространство, отделяющее 
среднеперсидский не только от диалекта Гат, но и от младоавестийского, можно 
лишь восхищаться тем, как точно сохранился священный язык.

Конечно, неизвестно, существовали ли где-либо в VI в. н.э. авестийские тексты, 
оставшиеся вне сасанидского канона. Это кажется маловероятным, потому что 
зороастрийские жрецы были более склонны к тому, чтобы собирать и соединять 
тексты, а не исключать их. Неизвестно, сколько времени потребовалось для того, 
чтобы все записать, но в сочинении IХ в. н.э. говорится, что «на совете Хосрова 
Аноширвана, Царя царей, сына Кавада, Мобадан мобад, некий Вех-Шапур, „огласил 
двадцать один раздел [наск] так, как был