несмотря   на  отсутствие   рахита  и   заболеваний.   Отличался  он   также
спокойствием,  неторопливостью  в движениях и  занятиях.  Постепенно, еще  в
дошкольном  возрасте, на  фоне  постоянной стимуляции со стороны матери стал
более быстрым  в  движениях,  говорливым  и к настоящему  времени производит
впечатление  чрезмерно  быстрого,  непоседливого и  нетерпеливого.  Подобную
динамику можно расценить как  ослабление черт его  флегматического, общего с
отцом,  и  усиление  черт  холерического,  общего с  матерью,  темперамента.
Фактически  можно  говорить  о  наличии  у   него  сангвинического,  но  еще
неустойчивого, маргинального темперамента, о  чем можно  было судить к концу
дошкольного возраста, когда он не был медлительным  или  быстрым, сочетая  в
себе данные качества. В школе резко усилилось психологическое давление отца,
на  которого походит мальчик. Ограничение активности,  физические наказания,
пунктуальность   и  педантичность   в   требованиях   привели  к   повышению
возбудимости  мальчика,  он   стал  еще  более  неусидчивым   и   подвижным,
невнимательным  и  разбросанным, как  бы гиперактивным. Все  эти  проявления
нарастали  и  в  результате возбужденного,  беспокойного  состояния  матери,
находящейся в невротическом  состоянии.  К тому же  оба  родителя  все время
ссорились  по  поводу  воспитания  сына,  т. е.  в  семье  была  напряженная
обстановка. Чем  больше отец  "давил"  на сына и конфликтовал с матерью, тем
больше   последняя   "закреплялась"   в   своем   невротическом   состоянии,
непроизвольно передавая  свое  возбужденное,  болезненное состояние сыну.  В
результате  у  мальчика  пока  не  мог  стабилизироваться ни  один из  типов
темперамента.  Данный  случай  позволяет  по-новому  взглянуть на  некоторые
стороны дизонтогенеза, обусловленного неравномерным развитием темперамента.
 В другом  случае мальчик  12 лет, больной неврастенией, обращал на себя
внимание  заторможенностью  и медлительностью в занятиях, общей неловкостью,
затруднениями в  черчении.  Как  и  отец, держит  все  переживания  в  себе,
неоткровенен  с близкими, не так  общителен,  как  большинство  сверстников.
Одновременно  с  замедлением активности ухудшилась успеваемость,  не успевал
выполнить в  школе  задания, был  невнимателен, разбросан в движениях, долго
"копался" дома  с уроками, так  и не успевая закончить все их. Своим внешним
видом и нарастающей медлительностью, импрессивностью и интровертированностью
сын все больше походит на отца с флегматическим темпераментом. В первые годы
жизни он, наоборот,  быстро  развивался: рано  начал говорить,  ходить,  был
подвижным,  непосредственным  в  выражении  чувств.   Своей  активностью   и
быстротой реакций напоминал тогда мать с холерическими чертами темперамента.
Вскоре  после  того,   как  он  "встал  на  ноги",  последовали  непрерывные
ограничения  со  стороны  родителей  отца,  живших в  семье до его 5-летнего
возраста. Не разрешалось  бегать, шуметь, открыто выражать свои чувства. Все
он  должен был делать тихо, ходить на цыпочках и ни в чем  не  выражать свое
"я". Будучи скупыми на выражение положительных чувств, сострадания и  любви,
бабушка  и  дедушка  постоянно  ругали  внука,  что  он  все делает не  так,
"плохой", "непослушный", "упрямый". В 4 года стал посещать детский сад,  где
ему "не повезло" с воспитательницей, которая подчеркнуто  при всех постоянно
стыдила и делала замечания, что он не так лепит и  вообще не такой, как все.
И  если в первые годы жизни с моторикой у мальчика все было благополучно, он
не  падал,   сам  одевался,   строил   сложные  конструкции  из   кубиков  и
вспомогательных предметов,  то постепенно становился  все менее  уверенным в
себе,  в  своей  способности  сделать  так,  как   нужно,  как  требовалось.
Одновременно нарастали  и скованность, напряженность, ошибки в приготовлении
заданий,  единодушно осуждаемые всеми взрослыми,  кроме матери. Она считает,
что именно  с этого возраста сын мог возненавидеть занятия, что проявилось в
школе,  где  отец, инженер по профессии, нетерпимо воспринимал  любые ошибки
сына в черчении и точных дисциплинах. Но чем больше  суховатый по характеру,
жесткий,  педантичный  и  гиперсоциально  настроенный  отец  был   строг   и
требователен к сыну, считая его ленивым, тем больше последний затормаживался
и хуже учился,  не в силах противостоять неадекватному отношению  отца, как,
впрочем, и чрезмерной стимуляции, подгонке со стороны нетерпеливой матери. В
результате хронической психотравмирующей ситуации и  невозможности оправдать
повышенные  требования взрослых стать тем, "кем следовало быть", имела место
"сшибка"  между  первичной  высокой  активностью мальчика  и  необходимостью
постоянно  сдерживать  себя,   тормозить   свои  чувства   и  желания,  быть
обстоятельным  и пунктуальным  во  всем.  Именно в  период  посещения  школы
появилось   болезненное   перенапряжение   его   нервно-психических  сил   и
возможностей  и невротическое заболевание в виде неврастении. "Другим",  как
требовали в семье, он стать так и не смог, заболев неврозом и превратившись,
в итоге, как бы в своего антипода - заторможенного,  вялого, медлительного и
не    способного    усваивать    дальнейшие    требования   взрослых.    Его
"псевдофлегматизм",    таким   образом,   был   проявлением   невротического
заболевания. Оно вместе с  тем подчеркнуло,  болезненно заострило внутреннюю
неустойчивость   темперамента.  "Сам  собой"  он,  скорее  всего,   стал  бы
сангвиником, что  было заметно  к концу дошкольного возраста. Но и  тогда он
находился  в  неблагоприятных  для  себя  условиях развития,  испытывая  все
нарастающее  отрицательное   воздействие   взрослых.   Его  семейная   драма
оттенялась  наличием  благополучного  во всех отношениях  младшего  брата, к
которому родители относились более бережно, в чем-то  осознав  ошибки, но не
будучи   способными   перестроить  свой   стереотип   восприятия   первенца,
являющегося своего рода "изгоем" в семье. К тому же младший походил на мать,
в  отличие  от старшего, и, как она, делал все  без  промедления,  быстро  и
инициативно.