узкие-преузкие бедра. Красивая черная борода, но глаза потухшие. Вид 
карикатурный, и он вызывает у меня улыбку до сих пор, хотя впоследствии человек 
этот стал моим другом. Как и всякий уроженец острова Хийумаа, он любит и умеет 
пошутить, глаза у него задорно блестят. В тот раз он говорил лаконично. Спустя 
несколько месяцев мне стало известно, что он приехал из Таллинна, выписавшись 
из больницы, где пролежал два месяца, проходя ежегодное, как тогда полагалось, 
освидетельствование для подтверждения инвалидности.
Я спросила у него, на что жалуется. Он говорит: "Болит спина". Я же думаю: 
"Какая спина! Погляди на свой живот, почему ты о нем не говоришь?" - и, позабыв 
про его спину, я принялась изучать живот. Замечаю в правой части огромный 
уплотненный орган, который и печенью назвать не смею, так как за всю свою 
врачебную практику не слыхала о том, что печень может разрастаться, достигая 
малого таза. Вдоль центральной линии живота находится такое плотное образование,
 которое мысленно могу сравнить только с ручкой своей домашней швабры. К тому 
времени я уже уложила его на кушетку, поскольку мужчины имеют привычку падать в 
обморок, столь они чувствительны, и спрашиваю: "Что вы ощущаете в животе?" 
Мужчина медленно отвечает: "У меня словно палка в животе, ее можно даже 
потрогать". Потрогать-то можно бы, но пойди потрогай через барабан. При 
простукивании действительно проявилось потемнение. Снова углубляюсь в живот и в 
это плотное образование и чувствую - вода. Ну уж если вода, то отек, значит, 
это печень, и тогда причина должна быть в сердце. Углубляюсь в сердце - большое,
 увеличенное сердце. Ищу, в чем дело, и вдруг, к своему изумлению, обнаруживаю, 
что между предсердиями нет перегородки. Видится и ощущается ее база, как 
фундамент, на котором не построили дом.
Будучи гинекологом, я никогда не слышала о том, что можно жить с трехкамерным 
сердцем. Но с Божьей помощью я умею сохранять душевный покой и ясную голову: 
человек жив - значит ему можно помочь.
Раз нет перегородки, то ее надо соорудить. Задумано - сделано. Строила я ее, 
строила, позабыв про время, мужчина между тем лежал тихо. Подивилась на свое 
терпение, понаблюдала за тем, как формируется последний миллиметр, и сердце 
начало меняться.
Энергетическая картина столь подлинна и энергия столь материальна, что функция 
восстанавливается. По истечении некоторого времени происходит рост физически 
здоровых тканей, и человек исцеляется. Теперь я могу это утверждать, поскольку 
неоднократно даже зондировали излеченные таким образом сердца, но дефекта не 
обнаруживали.
Мою радость прервал внезапный всхрап. Взглянула я на человека - он вдруг сделал 
такой сильный вдох, что от неожиданности всхрапнул. В жизни не наблюдала такого 
длительного вдоха. На глазах стал исчезать большой живот и наполняться верхняя 
часть грудной клетки. Мужчина закончил свой самый продолжительный в мире вдох и 
сказал, медленно подчеркивая каждое слово: "Я дышу, словно впервые в жизни". И 
затем стал вновь наслаждаться своим дыханием. А я наслаждалась его видом и 
произошедшими с ним переменами. Спустя полчаса на кушетке был уже совершенно 
другой человек - с широкой грудью, ниспадающими вниз, словно тесто, большими 
складками живота, свисающими с боков на кушетку. И тут я подумала: "Господи, 
теперь у него кожа свисает до колен, словно фартук, что мне с ней делать?"
Приходит он через две недели. Гляжу на него, изумленная и онемевшая. Он 
спрашивает: "Не узнаете?" - "Узнаю и не узнаю, - говорю я, поскольку не вполне 
узнаю. - Вы помолодели на десять лет. Вам сколько?" - "А Вы сколько дадите?" 
Дело, думаю, подозрительное, и говорю: "Пятьдесят". - "Точно", - откликается он.
 На деле же ему было сорок. "А как штаны, держатся?" - спрашиваю я, словно у 
него и не было большого живота. "Держатся, я даже проделал в ремне три дырки". 
Гляжу на его печень и не верю собственным глазам - печень умещается под 
реберной дугой. Но ведь этого не может быть! Кладу его на кушетку, пальпирую 
живот и говорю: "Печень исчезла!" - "Я знаю", - ответил он. "Откуда?" - "Врач 
сказал. Я ходил сдавать кровь на сахар, она и потрогала руками. Сказала, что 
этого не может быть. Я про себя подумал - трогай, трогай, но тебе ни о чем не 
расскажу". - "Почему Вы промолчали?" - удивилась я. "А она сказала, что я 
симулирую болезнь печени", - пожаловался он, кривя рот, словно обиженный 
ребенок.
Об этом симпатичном мужчине можно было бы рассказать немало, поскольку стрессов 
у него оказалось множество, но он обладал огромной силой духа и, будучи 
оптимистом, противостоял всем испытаниям и знай себе шел вперед.
Можно предположить, что станет с ним дальше. Двадцать лет имел группу 
инвалидности, а теперь превратился в трудоголика. Радость труда придала блеск 
его глазам, и грех было журить его за чрезмерное усердие, но я все-таки сделала 
это.
Он не отрицал ни одного своего стресса. Правда, удивлялся, сколь много в нем 
плохого и что плохая мысль на самом деле плоха. "Я и сам уже начинал так думать.
.." - таков был обычный его ответ.
Два года спустя он пришел с жалобой на тошноту, рвоту и понос, чему 
предшествовала и сопутствовала усталость, которую он называл ленью. По 
солнечному сплетению было видно, что человек управляет своим телом только 
благодаря желанию завершить все незаконченные работы и живет в постоянном 
страхе заболеть. Все, что мешает работе, выводит его из себя, злость стала 
затмевать радость.
Что же произошло? По природе человек этот - настоящий работяга, сохранивший, 
несмотря на неизлечимую болезнь, надежду и готовность восстать из пепла подобно 
птице фениксу. Восстал, но перенапрягся - невероятно много строил, обрабатывал 
поле, выращивал домашних животных и хотел возможно больше поднять свое