Звоните, не пропадайте!..»
    Разменная мелочь есть, но большинство обещаний я даю искренне, как первый 
раз в жизни. Непостижимо, как это у меня выходит. И чем счет крупнее, тем 
балансовый дефицит серьезнее. Я экономист, кстати сказать, изучаю некоторые 
проблемы планирования, готовлюсь к защите докторской, еще одно обещание...
    Постараюсь конспективнее, сначала три факта, потом выводы. Факты 
малозначащие, но для моей болезни, как нынче говорят, триггерные.
    Факт первый: Японский Бог. В учреждении, откуда я три года назад ушел, 
работал один дяденька, внушавший всем панический ужас. Он записывал обещания. 
Брал с людей обещания, понимаете ли, и записывал в записную книжечку. Ничего 
особенного, обычные дела, служебные и общественные. Ну, конечно, еще что-то и 
неформальное — дать книжку почитать, вернуть должок, позвонить... Он все это 
записывал, представляете? Прямо вот так, на глазах — вынимал книжечку и писал, 
ласково улыбаясь. Очень вежливый был, маленький, косоглазенький, смахивал на 
японца. Его так и звали неофициально: Японский Бог. Шарахались, как от чумного.
    Однажды с высоты своих метр девяносто заглянул ему через плечико:
    ДАТА Ф.И.О.   ОБЕЩАНИЕ  ВЫПОЛНЕНИЕ   ПРИМЕЧАНИЕ (содержание, условие,
    срок)
    ...а под этим что-то неразборчивое, очков не было на мне. Нет, не доносил 
ни на кого, не жаловался, не упрекал, разве что осведомится иногда с улыбкой: а 
как насчет такого-то обещаньица?.. И не смотрел почти в свои записи, и без них 
помнил. А свои собственные обещания не записывал, он их выполнял, вот в чем 
ужас. Ему старались, конечно, не обещать, ни фига, да разве же мыслимо? Что ни 
слово, то обещание, достаточно минут пять посидеть возле служебного телефона. 
Такое вот хобби, коллекционер ЛАЖИ. Я у него кое-че-
    351
    му научился. Сейчас там, говорят, вздохнули: Японский Бог попал под 
сокращение.
    Факт второй: Саша Черный. Так я назвал собаку, которую погубил обещанием.
    Отдыхал одиноко близ гор, в южном поселке. Жара, разморило. Прилег под 
тюльпановым деревом, задремал... «Жить на вершине голой, писать простые сонеты..
.»
    Открылись глаза, будто тронул кто-то. Большой черный пес, метрах в трех, на 
границе тени. Что-то от легавой и от овчарки с волком — серьезное, гармоничное 
существо. Язык свесился, дышит часто. Глаза спрашивают: «Можно?..» — «Можно».
    Вошел ко мне в тень. Не приблизился фамильярно, а лег на приличествующей 
дистанции. Посматривает без вопросов, прикрывает глаза... И тут дернул черт: 
сунулась рука в карман джинсов, а там полбутера с колбасой, люблю, знаете, 
пожевать где попало, угостить невзначай. Успел заметить умоляющий, человечий 
всплеск: «Не надо!» — взвизг в голодных зрачках — но это был миг... Если ты 
голодуешь сутками, если ты пес бесхозный, колбаса проглатывается сама, вот и 
все.
    Он сохранил достоинство, больше не попросил, хотя в кармане была еще 
четвертушка и он не мог не знать этого еще за километр. Даже чуть отодвинулся, 
не позволив себе и хвостом вильнуть, а спасибо сказал, приподняв голову и 
слегка отвернув. Посмотрел в сторону гор.
    Он уже знал, что мы будем вместе туда ходить.
    Вечером я о нем вспомнил. Минут через пять он заглянул...
    Утром, постепенно потерявшейся горной тропкой, добрели до естественного, 
наконец, места человеческого обитания. Ниша в скальном массиве. Координаты: 
Вселенная, Солнечная система, Земля. Гарантировано — ни сволочи. Совершенный 
покой. Совершенное счастье. Описываю его состав. Начну с желтокрылой птицы, 
пролетевшей меж скал, как раз вровень с нашим укрытием. Поток воздуха чуть 
приподнял ее полет. Зубья голой горы напротив. Зелено-желтое одеяло сползает с 
нее на дорогу вниз, на ненужный домик с пристройками. Кусок неба...
    Меж тем тучи в спешном сговоре с ветром окружают нас мутной завесой, и 
откуда-то из-за спины исходит тихохонькое пока что рычание и погромыхивание. 
Погромщики понимают, что их задача сложна, ибо мы в безопасности. Единственная 
их надежда — выманить нас угрозами и
    352
    расстрел при попытке к бегству, ну могут еще запустить какой-нибудь шаровой 
молнией. Уже сверкают клинки, уже рычание переходит в постреливание, уже 
подвывает ветер, уверяя, что это вой солнца, — вон какие бегут рыжие пятна, — а 
внизу на дороге панически мычит некая скотина и надрывается самосвал. Саша 
прилег носом к стенке и издал слегка обиженный вздохозвук, нечто среднее между 
«у, гады» и «все равно между духом и плотью равновесия не найти». Он уже поел и 
попил.
    Нас посетили три побирушки-мухи, пять бабочек, две пчелы и какая-то оска, 
пропевшая страстную восточную мелодию. Саша перебирает лапами, шевелит хвостом: 
видит сон...
    Простите, я не хотел подробно. Совсем коротко: отпуск кончился. Я не мог 
взять его с собой. Уехал. Он бежал за машиной, увозившей меня на вокзал.
    На следующий год я приехал туда опять и узнал от мальчишек, что большой 
черный пес, которого они все знали под разными именами, дней десять не уходил 
со станции, а потом прыгнул под поезд.
    Так я уяснил, что такое обещание действием.
    Факт третий: Николка. Он, кстати, и научил меня слову ЛАЖА.
    Был у меня приятель Ш., не из близких. Даже не помню, где познакомились. Из 
тех, с кем сводит судьба с каким-то странным упорством: то в командировке, то в 
отпуске, то в больнице соседствуешь, то вдруг на улице — нос к носу.