|
отступлений, поверь страстно, что он МОЖЕТ бросить пить — может САМ.
Тогда вся твоя задача сведется к тому лишь, чтобы свою веру ВНУШАТЬ ЕМУ. И
вера эта превратится в реальность — если...
Вот отсюда и начинается подвиг — я не демагогически употребил это слово.
Я поверил в твои возможности. (В отличие от многих у тебя есть живая
самокритичность: «Может, я сама виновата?») Уверен, сейчас ты поймешь не вину
свою, а ошибки.
Скажи, задавалась ли ты вопросом, пыталась ли разобраться — вместе с ним
или хотя бы наедине с собой —
285
почему он пьет?
В письме на сей счет больше эмоций, чем мысли. Ну спаивают, в том числе
даже мать, ужасно. Какой-то незначительный физический недостаток, на который он
ссылается как на причину. Вряд ли причина, скорее, один из оправдательных
поводов. Но... Бывает, на мелочи раздувается крупный комплекс, если человек
неуравновешен; чаще же — только знак неудовлетворенности собой по основаниям
более глубоким.
Когда пьян — агрессивен. Это уже однозначно: комплекс неполноценности.
Постоянное недовольство собой и жизнью. В трезвом виде загоняется в подсознание,
в пьяном — наружу. В чем же дело? Что мучает? Какая боль, какие внутренние
нелады?
Работой вроде доволен, женой доволен. Но ведь мало этого. Для уверенности в
себе нужно еще быть уверенным, что довольны тобой. И этого мало!.. Главное —
знать, чувствовать, что осуществляешь себя, что живешь В ПОЛНОМ СМЫСЛЕ, — не
правда ли?
Посмотри, что получилось, когда я собрал из твоего письма разрозненные
реплики, относящиеся к его персоне:
я его понимаю, не гоню... как делают другие... и как советуют...
во всем мне помогает, кухня в основном на его плечах... ходит со мной на
речку полоскать белье...
я уже не могу быть спокойной, если замечаю, что он... как повлиять на него?
я и добром пробовала, и ругалась...
когда я рядом, все понимает... настолько привык клясться, что не будет
больше...
я ему говорю, что надо больше уважать людей... немножко ленивый, надо ему
напомнить, чтобы принес воды, так не догадается...
Если бы ты не знала, что речь идет о твоем муже, о Большом Сильном Мужчине,
если бы не помнила, что это строчки из твоего же письма, не могло бы показаться,
что какая-то незадачливая мамаша рассказывает о своем не шибко удачном
ребеночке? Хороший, да. Но безответственный, не выполняет обещаний. Чуть за
дверь, опять за свое! Уж и так с ним бьешься, и эдак воспитываешь — не
слушается.
Спроси себя: не увлечена ли я хозяйственной, бытовой и внешней стороной
нашей совместной жизни — в ущерб душевной, самой тонкой, самой незаменимой
женской ра-
286
боте? Не выходит ли так, что муж при мне состоит в должности помощника
министра — исполняет, грубо говоря, роль Мальчика-на-Побегушках? (Или
какого-нибудь снабженца, ремонтника, грузчика, заодно замзавпо-стелью...)
Точнее: не ощущает ли себя таковым?..
Вот они и ошибки. Вот, сказать верней, одна ошибка, но постоянная.
Повторяющаяся, долбящая.
Если ты спросишь об этом у него самого, он, очевидно, не поймет, засмеется
или рассердится. О чем, собственно, разговор? Я мужик как мужик, ты жена как
жена, я хозяин, а ты хозяйка.
Хозяин ли он? Чувствует ли себя хозяином?
Не знаю, как тебе, а мне слышится, что не чувствует. И страдает от этого.
Страдает от роли младшего, подчиненного, контролируемого — от роли придатка,
низшего существа или, как я называю, Омеги. Роли, не дающей ему ощущения
полноты жизни и свободы, а значит, и полноты ответственности и самоуважения.
Страдает, но, как обычно бывает, не отдает себе отчета, не хочет это
страдание осознавать, защищается от него.
Такое неосознанное либо полуосознанное страдание, такая безвыходная,
одинокая боль внутреннего ничтожества обычно и заливается вином. Временное
обезболивание... Почему, как думаешь, на известной стадии опьянения задается
этот знаменитый мужской вопрос: «Ты меня уваж-жаешь?!» Почему вдруг сомнение?..
Понятно, пьянство лишь усугубляет ролевой плен и чувство неполноценности.
Порочный круг замыкается: пьяница уже не просто Мальчик-на-Побегушках, а Плохой
Мальчик. Очень плохой и все более неисправимый.
Да не обманет тебя видимость, внешняя бравада — обычнейшая защита,
скрывающая беспомощную детскую уязвленность.
У пьяницы может быть в наличии что угодно — и богатство, и красота, и слава,
и власть, и гениальность, но у него нет достоинства, нет самоуважения, того
единственного, ради чего все добро. Может быть зверским эгоистом, превозносить
себя, жалеть до кровавых соплей — но не любит себя и не уважает. Вся его
трезвость переполнена этой болью, от нее никакая радость не в радость, только
сосущая пустота. И в раю перво-наперво побежит за бутылкой.
Спроси же себя, как ты помогаешь самоуважению мужа. Умеешь ли поддерживать
его самолюбие? Не забываешь ли одобрять, хвалить — не за что-то «заслуженное»,
а напе-
|
|