с чудесными берегами, дивные острова с уймой всевозможных 
зверей и птиц, с дикарями — вот, все перед 
тобор! — входи и будь тут, погружайся, живи!.. 

Рассматривать карты я мог часами, они меня гипнотизировали, 
приводили в экстаз; каждый милли


126 г 


рьСйС^ yv&pSood^ 

метр их поверхности излучал счастье постижения мира. 
Какой восторг — обстоятельно прогуляться по какой-
нибудь из великих сибирских рек; полазить по 
Гималаям или по Андам; неспешно, вкусно прошествовать 
по излучинам Амазонки... 

Корень этой страсти в том, что я с раннего детства 
обожал рисовать, не просто любил, а именно 
о-божал — рисунок для меня был и остается божественным 
действом, творяш;им миры. 

Всегда верил изображению как действительности — 
как бы ни было оно далеко от реальности, искал и находил 
в нем признаки настоящести. Душа подсказывала: 
если что-то изображено искренне — если изображающий 
сам поверил тому, что изобразил, то и ты можешь 
этому верить, пусть даже изображение неполно 
или абстрактно, ошибочно, убого, нелепо — все равно 
что-то тайное и главное, какое-то живое первоначало 
— зерно бессмертия! — в образ поселено и живет... 

Любой ребенок знает: рисовать можно все то, что 
видишь вокруг себя, и все то, что видишь внутри — 
вспоминаешь, воображаешь или придумываешь. Две 
эти великие вселенные, наружная и внутренняя, 
в изображении всегда сходятся; образ и знак, из-ображение 
и обо-значение всегда в том или ином соотношении 
совмеш;аются; даже в фотографии присутствует 
доля схемы, условности. И разумеется — это тоже 
понимает ребенок — изображать можно не только видимую 
действительность: можно рисовать чувства и 
музыку (моя дочка Маша в два года ее нарисовала и 
объяснила: тетя та-та-та!), можно живописать понятия, 
лепить мысли... 

Кто читал «Нестандартного ребенка», может быть, 
помнит, как мой герой, мальчик Владик Клячко мастерил 
свой «Эном» — карту связи всего со всем, образ 
Цельнобытия, Всеединства мира. Что-то похожее пы



OfcefO/H/ foO/Ohi/poe/fi/U^e^ 

тался соорудить и я в том же возрасте и попозже; а уже 
взрослым вставлял кусочки Энома в свои книги в виде 
графических картосхем, отображающих рельефы 
жизнесознания — связи и взаимопереходы разных 
сторон нашего многомерного бытия и способов его 
изменения... 

Близки к этому ныне развиваемые во всем мире 
технологии творческого мышления — составление 
интеллектуальных карт (Mind Maps) для обучения, управления 
и решения проблем. Неудивительно, что 
к единым жизненным необходимостям люди приходят 
с разных сторон независимо друг от друга и в основном 
совпадают. Пожалуй, единственное принципиальное 
отличие моего Энома от Mind Maps, которые 
мне доныне известны, состоит в следовании постулату, 
звучащему так: мысль, выраженная не художественно, 
есть убитая мысль. 

...Ну вот, кажется, объяснил, зачем рисую здесь карты 
и почему чуть не назвал эту книгу «Архипелаг Депресняк
». Перекличка с «Архипелагом ГУЛАГ» вполне 
очевидна и преднамеренна, хотя название сначала