вызвать к деятельности или глубоко подавить любую психическую и телесную 
функцию. Несколько слов — и загипнотизированный глубоко, без единого движения 
спит, он не будет ничего слышать, произойди даже взрыв. Еще внушения— и он 
встает, ходит, смеется, поет, играет, слух его обострен, но видит, слышит и 
делает только то, что соответствует приказам гипнотизера. Сомнамбулу можно 
внушить любую галлюцинацию, внушить несуществующую боль или подавить всякое 
восприятие боли, сладкое сделать кислым, соленое — сладким. Внушив, что тело 
несгибаемо, как доска, сомнамбула можно положить затылком и пятками между двух 
стульев и посадить на него двух человек (разумеется, во время лечебных сеансов 
никаких таких фокусов не делается, все это демонстрируется только на 
показательных сеансах). Вот сомнамбул, растянувшись на кровати, загорает на 
солнышке, вот, наклонясь к полу, рвет цветы в роскошном саду it с наслаждением 
слушает пение соловья (а в комнате тишина). Вот лицо его исказил страх: он 
увидел тигра. Но он может увидеть и любое другое животное, самое фантастическое.
 Внушить можно все, что угодно.
    Это действительно потрясающее состояние, оно производит сильнейшее 
впечатление на окружающих, и я, хоть видел и сам вызывал его у своих пациентов 
и испытуемых много раз, никак не могу относиться к нему хладнокровно. Возникает 
ощущение, будто получил в руки волшебную палочку.
    Но если для наблюдателей все происходящее с сомнамбулом чудеса, да и только,
 то для него самого это состояние весьма прозаично. Он, собственно, почти 
ничего и не узнает из того, что происходит с ним во время гипноза. Выведенный 
из гипнотического состояния, он протирает глаза, позевывает и говорит, что 
здорово спал. Кажется, видел какие-то сны... Но воспоминания о них, как правило,
 отрывочны, тусклы. Самочувствие после гипноза обычное, иногда даже лучше, чем 
раньше, и лишь изредка  бывает небольшая    тяжесть в  голове.
    Но забвение обманчиво. В этом можно убедиться с помощью того же внушения.
    «Вы вспоминаете в последовательности, до мельчайших деталей все, что 
происходило с вами на сеансе!» — этого приказа гипнотизера, даже без нового 
погружения в гипноз, достаточно, чтобы сомнамбул действительно все вспомнил и в 
мельчайших подробностях рассказал. Значит, фиксация есть! В гипнотическом сне 
следы памяти продолжают откладываться, закрывается лишь их доступ к 
воспоминанию, доступ к сознанию. Возникает какой-то заслон, очень похожий на 
вытеснение. Чем причудливее были внушенные переживания, тем полнее вытесняются.
    Внушение может заставить сомнамбула совершенно забыть все происходившее не 
только во время сеанса, но и в любой момент жизни. Его можно заставить забыть 
своих родных, свое имя, родной язык—что угодно. Но новое внушение легко все 
восстанавливает.
    Нельзя ли в гипнозе вновь увидеть   забытые   сны?
    Ведь внушение в сомнамбулическом состоянии способно пробудить такие 
глубокие следы памяти, о существовании которых не подозревает ни гипнотизер, ни 
сам загипнотизированный. Можно оживить сцены из далекого прошлого, казалось, 
безвозвратно забытые (как в случае, о котором недавно стало известно всему 
миру: житель Венгрии, 35-летний шахтер, мальчиком угнанный фашистами с Украины, 
с помощью врача-гипнолога вспомнил свое настоящее имя и фамилию, нашел родное 
село и мать). Можно пробудить давно утраченные навыки и умения. 
Пятидесятилетняя женщина танцует давно забытый танец ее юности. 
Двадцатипятилетняя превращается в семилетнюю первоклассницу и старательно 
выводит буквы неподдельно детским почерком, который был у нее в первом классе. 
Вот она, уже трехлетняя, говорит детским голоском и, сидя на голом полу, играет 
в песочек, в куличики.
    Правда, истинное оживление эха далекого прошлого смешивается здесь с долей 
непроизвольного актерства, с некой внушенной игрой. В этом можно убедиться, 
внушив двадцатипятилетней, что она столетняя старуха. Согнувшись, она будет еле 
двигаться мелкими шажками, кряхтеть, тяжело дышать... Это, конечно, не 
оживление следов прошлого, которого не было, а пробуждение и введение в актив 
представлений, которые хранятся в памяти об облике и поведении стариков. 
Самоощущение старости в этом состоянии, безусловно, есть. В бодрствующем 
состоянии, однако, такая игра невозможна, если не считать талантливой актерской 
импровизации.
    Оживление таких подсознательных эхо происходит, очевидно, и в тех случаях, 
когда загипнотизированному внушается перевоплощение в другую личность. 
Поведение его максимально соответствует тому, что он знает и помнит об этой 
личности и как ее себе представляет. Ничто не берется из ничего: 
перевоплощенное «я» образуется только из памяти. Но степень мобилизации памяти 
превосходит обычную. Этот максимум в жизни достигается только у настоящих 
актеров. Актерское же перевоплощение, как прекрасно показал Станиславский, есть 
результат самовнушения. Подсознательная память при этом работает не совсем 
обычным образом. Актеры, кстати, в большинстве очень внушаемы и легко впадают в 
гипноз.
    А что происходит при гипнотическом сомнамбулизме с биотоками мозга?
    Несколько исследователей независимо получили один и тот же результат. При 
сомнамбулизме биотоки такие же, как во время сна: в фазе сновидений они похожи 
на биотоки бодрствования. Но стоит дать внушение: «Спать. Вы глубоко спите» — и 
биотоки быстро меняются,           возникает
    обычная картина глубокого сна с медленным дельта-ритмом. Как только 
словесное общение с гипнотизером возобновляется и следуют новые внушения, 
биотоки снова становятся бодрствен-ными.
    Еще не вполне ясна картина биотоков при сомнамбулизме негипнотическом — 
самопроизвольном, который называют также лунатизмом. Спящий встает с постели,