|
а этом кончается параллель между жестокостью эротики и жестокостью
сексуальности. Любовь есть убийство. Половое влечение отрицает тело и душу
женщины, эротика - опять-таки отрицает душу. Совершенно низменная
сексуальность видит в женщине или аппарат для онанирования, или родильную
машину. По отношению к женщине нельзя совершить более гнусного поступка, как
обвинить ее в бесплодии. Если же какой-нибудь кодекс признает бесплодие
женщины легальным поводом к разводу, то уж, вероятно, более мерзкого пункта
в нем найти нельзя. Высшая эротика беспощадно требует от женщины, чтобы она
удовлетворяла потребности мужчины в обожании, чтобы она дала себя любить
самым беспрепятственным образом, ибо мужчина хочет видеть в ней идеал свой
осуществленным, он хочет вместе с ней создать духовное дитя. Таким образом
любовь антилогична, так как она пренебрегает объективной истиной о женщине и
совершенно отрешается от ее действительной созданности. Любовь, кроме того,
жаждет иллюзии мысли и настойчиво добивается обмана разума. Больше того. Она
антиэтична по отношению к женщине, так как она насильно хочет навязать ей
притворство и обман, полнейшее совпадение ее желаний с желаниями другого,
чуждого ей человека.
Эротика пользуется женщиной в качестве средства умерить и сократить
борьбу сил, она требует от женщины только спустить ту ветвь, по которой
мужчине легче будет взойти на высоту полного искупления.
Я далек от мысли отрицать героическое величие, которое содержит в себе
высшая эротика, культ Мадонны. Как я могу закрывать глаза на величайшее
явление, которое озарено именем Данте! В жизни этого величайшего почитателя
Мадонны лежит такая безграничная, безмерная уступка ценности женщине, что
один только дионисовский размах, с которым он отказался от своей ценности в
пользу женщины, вопреки ее истинной сущности, производит впечатление чего-то
грандиозного. Сколько самоотречения лежит в этом стремлении воплотить цель
всех своих томлений в одном существе, ограниченном земной жизнью, и к тому
же в девушке, которую художник еще девятилетним мальчиком видел всего один
раз и которая, пожалуй, впоследствии превратилась в Ксантиппу или просто в
жирную гусыню! В этом лежит такой явный акт проекции ценностей, выходящих за
пределы временно-ограниченного
индивидуума, на женщину, которая сама по себе лишена всякой ценности,
что нелегко также говорить против него. Но значение всякой,. даже самой
утонченной эротики сводится к безнравственности троякого рода: во-первых,
непримиримый эгоизм по отношению к эмпирической личности женщины, которая
представляет из себя средство личного подъема, а потому лишена
самостоятельной жизни; во-вторых, нарушение обязанностей по отношению к
самому себе, бегство от себя, бегство ценности в чуждую ей страну, жажда
искупления, а потому трусость, слабость, отсутствие достоинства, какое-то
отсутствие героизма; наконец, в-третьих, боязнь истины, которая не мирится с
любовью, хлестко бьет ее по лицу, которой боится любовь, так как она стоит
на самом пути к искуплению.
Безнравственность последнего рода окончательно не дает возможности
выяснить истинную сущность женщины. Она обходит женщину, так что мы никогда
не в состоянии будем придти к тому заключению, что женщина сама по себе
лишена всякой ценности. Мадонна - создание мужчины. Нет ничего, что ей
соответствовало бы в действительности. Культ Мадонны нельзя признать
нравственным, так как он закрывает глаза на действительность, так как
любящий обманывает им самого себя. Культ Мадонны, о котором я говорю, этот
культ великого художника является во всех отношениях пересозданием женщины,
которое возможно только тогда, когда мы окончательно отрешимся от
эмпирической реальности женщин. Интроекция совершается соответственно
красоте тела и потому она не может осуществить свою цель на женщине, которая
резко противоречит символу красоты.
Цель такого пересоздания женщины или потребность, в которой берет свое
начало любовь, мы уже в достаточной степени выяснили. Эта потребность
является основной причиной того, что люди тщательно закрывают уши, когда им
говорят что-нибудь не в пользу женщины. Люди охотно клянутся в женской
"стыдливости", восхищаются ее "состраданием", они склонны признать отменно
нравственное явление в том, что девица потупляет взоры. Но они никогда
вместе с этой ложью не откажутся от возможности обращаться с женщиной, как
средством для целей их собственных высших подъемов, они никогда не закроют
этого пути к своему искуплению.
В этом уже заключается ответ на поставленный нами в начале этой главы
вопрос, каковы те мотивы, в силу которых люди так сильно уверовали в женскую
добродетель. Мужчина не хочет отказаться от того, чтобы превратить женщину в
сосуд для его собственном совершенства, чтобы видеть в ней эту идею вполне
реализованной, ибо ему тогда легче будет с помощью женщины, вознесенной до
степени носительницы высших ценностей, реализовать свое духовное дитя, свое
лучшее "я". Недаром состояние влюбленного носит в себе все черты сходства с
состоянием творца. Им обоим свойственно исключительное благоволение ко
всему, что живет, им чуждо понимание всех мелких конкретных ценностей, а
потому они кажутся столь странными и смешными какому-нибудь филистеру, вся
реальность которого исчерпывается именно этими мелочами материальной жизни.
Великий эротик - гений, и всякий гений в основе своей эротичен даже в
том случае, когда его любовь к ценности, т.е. к вечности, к мировому целому
не сосредоточилась в телесной оболочке какой-нибудь женщины. Отношение
нашего "я" к миру, отношение субъекта к объекту уже является в некоторой
степени повторением, в более высокой и широкой сфере, отношения мужчины к
женщине, или, вернее, последний есть частный случай первого. Подобно тому,
как комплекс ощущений превращается в объект, но при содействии субъекта и из
последнего точно так же женщина опыта, как реальное существо, уничтожается
женщиной эротики. Жажда познания е
|
|