|
Те люди, которые
"ни в чем не принимают участия", неспособны к любви. Это не сатанинские
натуры, напротив, они могут очень высоко стоять в нравственном отношении, но
вместе с тем не обращать ни малейшего внимания на то, о чем думает, что
происходит в душе их ближнего. Эти люди лишены вместе с тем и понимания
сверхполового отношения к женщине. Так обстоит дело и с Шопенгауэром. Среди
людей, страдавших сильным половым влечением, он представлял из себя
крайность, но он вместе с тем никогда не любил. Этот факт дает нам ключ к
разумению его знаменитой "Метафизики половой любви", в которой проводится
очень односторонний взгляд, что бессознательной конечной целью всякой любви
является "производство следующих поколений". Этот взгляд, как я надеюсь
доказать, в корне своем ложен. Правда, в реальной действительности нет такой
любви, которая была бы лишена чувственного элемента. Как бы высоко ни стоял
человек, он все же вместе с тем является чувственным существом. Но решающим
моментом, окончательно опровергающим противоположный взгляд, является то,
что любовь, совершенно независимо от каких бы то ни было аскетических
принципов, видит во всем имеющем какое-либо отношение к половому акту нечто
враждебное себе, даже свое отрицание. Любовь и вожделение -это два состояния
до того различные, противоположные, друг друга исключающие, что человеку
кажется невозможной мысль о телесном единении с любимым существом в те
моменты, когда он проникнут чувством истинной любви. Нет надежды без страха,
но это ничего не меняет в том факте, что надежда и страх вещи диаметрально
противоположные. Таково же отношение между половым влечением и любовью. Чем
эротичнее человек, тем меньше гнетет его сексуальность, и наоборот. Если нет
преклонения перед женщиной, лишенного страсти, то нельзя еще отождествлять
эти оба состояния, которые, в крайнем случае, являются противоположными
фазами, последовательно занимаемыми одаренным человеком. Человек лжет или, в
лучшем случае, не знает, о чем говорит, когда утверждает, что он еще любит
женщину, к которой питает страсть: настолько разнятся между собою любовь и
половое влечение. Поэтому-то веет на нас каким-то лицемерием, когда человек
говорит о любви в браке.
Тупому глазу, который как бы из намеренного цинизма продолжает
настаивать на тождестве этих двух явлений, мы порекомендуем обратить
внимание на следующее: половое притяжение прогрессирует соответственно
усилению телесной близости. Любовь проявляется с особенной силой в
отсутствии любимого существа. Ей нужна разлука, известная дистанция для
того, чтобы сохранить свою жизненность и силу. Чего нельзя достигнуть
никакими путешествиями по отдаленным странам, чего не в состоянии изгладить
из нашей памяти никакое время-все что дает нам одно нечаянное, самое
случайное телесное прикосновение к любимому существу: оно вызывает страсть и
тут же убивает любовь. И для человека богато одаренном, дифференцированного,
девушка, к которой он питает страсть, обладает совершенно другими
качествами, чем та которую он только любит, но к которой не питает
чувственного влечения. Он различает их по внешнему облику, по походке, по
всему складу характера: это два совершенно различных существа.
Итак, "платоническая" любовь существует, несмотря на протесты
профессоров психиатрии. Я скажу больше: существует только платоническая
любовь. Все прочее, что обозначают именем любовь, есть просто свинство. Есть
только одна любовь: любовь к Беатриче, преклонение перед Мадонной. Для
полового акта есть только вавилонская блудница.
Если наша мысль верна, то следует дополнить кантовский перечень
трансцендентальных идей. Чистая, возвышенная, бесстрастная любовь Платона и
Бруно должна бы быть также названа трансцендентальной идеей, значение
которой, как идеи, ничуть не умалялось бы благодаря полнейшему отсутствию ее
в сфере опыта.
Такова проблема "Тангейзера". С одной стороны - Тангейзер, с другой -
Вольфрам, здесь - Венера, там - Мария. Тот факт, что возлюбленные, воистину
и навеки нашедшие себя, Тристан и Изольда, скорее идут на смерть, чем на
брачное ложе, является абсолютным доказательством того, что в человеке
существует нечто высшее, метафизическое, проявившееся хотя бы в мученичестве
Джордано Бруно.
Кто же является предметом этой любви? Неужели изображенная нами
женщина, которая лишена всех качеств, способных сообщить человеческому
существу известную ценность? Неужели та женщина, которой чужда воля к своей
собственной ценности? Вряд ли, предметом такой любви является божественно
красивая, ангельски чистая женщина. Весь вопрос заключается в том, каким
образом женщина приобретает эту красоту, эту девственность.
Очень много спорили о том, можно ли женский пол считать наиболее
красивым. Многие даже восставали против одного определения его словом
"прекрасный". Здесь уместно будет спросить, кто и в какой степени находит
женщину красивой.
Известно, что женщина не тогда прекрасна, когда она совершенно
обнажена. Правда, в произведениях искусства, в виде статуи или картины,
голая женщина может быть прекрасной, однако никто не найдет прекрасной живую
голую женщину уже на том основании, что половое влечение уничтожает всяку
|
|