|
им понятием о круге, которое содержит в себе кривизну, как
характерный признак. Понимать под понятием самую сущность, само по себе
"существо'" будет неправильно: "существо" в данном случае обозначает или
исключение всего психологического, или представляет собою метафизическую
вещь. Понятие и определение понятия - две вещи совершенно разные.
Представлять себе их, как нечто однозначащее, запрещает природа определения,
которое имеет дело не с объемом, а с содержанием понятия. Иными словами,
определение дает только смысл понятия, а не сферу компетенции нормы,
составляющей сущность понятия. Понятие, как норма, как норма сущности, само
сущностью быть не может. Норма должна являться чем-то другим, но так как она
не может быть сущностью, то она должна быть выражением некоторого факта -
бытия, ибо tertium non datur, причем этот факт раскрывает не бытие объектов,
а существование известной функции.
Во всяком идейном споре между людьми нормой сущности является не что
иное, как положение А = А или А = | =не А. Это бывает в тех случаях, когда
люди для разрешения спора прибегают к содействию дефиниции, определения.
Сущность понятия, постоянство и однозначность, сообщается последнему только
суждением А = А и ничем другим. При этом роли логических аксиом
распределяются следующим образом: prmcipium identitatis поддерживает
продолжительную неизменность и замкнутость понятия, в то время как
principium conlradictionis проводит резкую границу между этим и всеми
прочими понятиями. Этим впервые доказано, что сущность понятия выражается
при помощи приведенных двyx логических аксиом, и не представляет собою
ничего другого, как именно эти аксиомы. Положение А = А (или А = | = не А) и
только оно дает возможность возникновения каждого понятия. Оно является
нервом своеобразной природы понятия.
Если я произношу само по себе положение А = А, то это не значит, что
какое-нибудь специальное или даже всякое А, взято из действительного опыта и
действительного мышления, равно самому себе. Суждение тождества совершенно
независимо от того, существует ли действительно какое-нибудь А. Этим я,
конечно, не хочу сказать, что это положение может быть мыслимо кем-либо
несуществующим. Это обозначает собою только следующее: положение тождества
мыслимо совершенно независимо от того, существует ли что-нибудь или
кто-нибудь, или нет. Оно далее обозначает: если есть какое-нибудь А (все
равно, существует ли какое-либо А или нет), то уже во всяком случае
правильно будет утверждать, что А=А. Этим самым бесповоротно дается
определенная позиция, какое-то бытие, а именно А =А, хотя вопрос о самом
существовании А весьма проблематичен. Положение А = А утверждает таким
образом и что нечто существует, но это существование именно и является
нормою сущности. Мы не согласны с Миллем, который говорит, что это положение
взято из эмпирического мира, что оно взято из небольшого или даже допустим,
из большого числа переживаний. Дело в том что оно совершенно независимо от
опыта. Его истинность непреложна по отношению к тому, фигурировало ли
где-нибудь в опыте это А или нет. Никто не пробовал отрицать это положение,
да и это представляется совершенно невозможным, так как отрицание чего-либо
определенного всегда предполагает существование этого положения. Так как оно
выражает собою бытие, не ставя себя в зависимость от самого факта
существования объектов и ничего не высказывая об их бытии, то оно может
выражать только бытие, отличное от бытия всех действительных и возможных
объектов, иными словами, оно может выражать собою бытие того, что по самому
понятию своему никогда не может стать объектом'. Таким образом, своей
очевидностью оно раскрывает существование субъекта. К тому же это бытие,
выраженное в принципе тождества, лежит ни в первом, ни во втором А. Оно
лежит в самом знаке равенства А= А. Итак, это положение совершенно идентично
положению: я есмь.
Психологически эта сложная дедукция легко упрощается, но без нее
обойтись все же нельзя. Положение А=А выражает собою неизменность понятия А,
ту неизменность, которая отличает А от всех прочих явлений нашего опыта.
Следовательно, необходимо иметь нечто неизменное, к которому подобное
суждение было бы применимо. Этим нечто может быть только субъект. Будь я сам
вовлечен в круг изменений, я никак не мог бы признать, что А осталось равным
себе. Если бы Я беспрерывно изменялся и таким образом терял свое тождество с
самим собою, т.е., если бы мое Я превратилось в определенную функцию
изменений то я никогда не в состоянии был бы противопоставить себя этому
изменению и познать его. Для этого мне не хватало бы абсолютной системы
координат, относительно которых только и можем мы определить тождество и
фиксировать его как таковое.
Существование субъекта невозможно ни из чего вывести, это совершенно
справедливо утверждает "Критика рациональной психологии" Канта. Но можно
показать, где это существование строго и недвусмысленно выражено и в логике.
Не следует это умопостигаемое бытие представлять себе в виде какой-то
логической мыслимости, как это делает Кант, мыслимости, достоверность
которой приобретается лишь впоследствии при помощи морального закона. Фихте
был вполне прав, утверждая, что идея реального нашего "я" находится в
скрытой форме и в логике, поскольку "я" совпадает с умопостигаемым бытием.
Логические аксиомы суть принципы всякой истины. Они основывают бытие и
направляют наше сознание. Логика - это закон, которому следует всегда
повиноваться, и человек только тогда является самим собою, когда он вполне
логичен. Больше того, он - ничто, пока он не является воплощением логики. В
познании он находит самого себя.
Всякое заблуждение вызывает ощущение вины. Из этого следует,
|
|