ть  соединяется  в  человеке  с  надеждой  на
потустороннее   существование.   Найти  более  глубокое   ос-нование   этого
взаимоотношения еще не входило в наши задачи. Пораприняться и за нее.

x x x


     В  качестве  исходной  точки  выберем то определение,  которое мы  дали
универсальной памяти гениального человека. Для него одинаково реально все: и
то, что еще недавно  имело место, и то, что давно уже  успело исчезнуть.  Из
этого следует, что  отдельное переживание не исчезает вместе с тем моментом,
в течение котором оно  длилось, что оно не связано  с этим моментом времени,
оно путем памяти как бы отрывается от него.  Память превращает переживание в
нечто  временное. Память по самому  понятию своему есть победа над временем.
Человек в состоянии вспомнить прошлое только потому, что  память освобождает
его  от  разрушительного действия времени. Все явления природы  суть функции
времени, явления духа, наоборот, господствуют над временем.
     Здесь  мы  останавливаемся перед затруднением, но  затруднением мнимым.
Как может память являться отрицанием времени? Ведь не  будь у нас памяти, мы
не имели бы  никакого представления  о времени.  Ведь только воспоминанием о
прошедших событиях  мы  приходим к мысли  о том,  что  существует  некоторое
течение   времени.   Как   можно   утверждать,  что   одна   вещь   является
противоположностью и отрицанием другой, если обе эти вещи неразрывно связаны
между собою.
     Затруднение  это разрешается  очень просто. Коль скоро новое  существо,
оно не должно быть непременно человеком, наделено памятью, оно  уже не может
быть втиснуто со своими  переживаниями  в поток времени. А  если это так, то
оно может сделать время предметом своего  исследования,  охватить его  общим
понятием,  противопоставить  себя  ему.  Если бы  отдельное переживание было
оставлено на произвол неудержимому течению  времени, изменялось бы вместе со
временем, как зависимая переменная со своей независимой, и никакая память не
в состоянии  была  бы вырвать переживание  из этот бурного  потока, то тогда
ясно,  что понятие времени  никогда не проникло ни в его сознание - сознание
предполагает двойственность, не могло бы быть  ни объектом,  ни  мыслью,  ни
представлением человека.  Необходимо каким-нибудь  образом преодолеть  время
для  того,  чтобы  узнать о нем, необходимо  стоять вне  времени, чтобы  его
понять. Это применимо не только к отдельному промежутку времени, но к общему
понятию о  времени.  Точно также  человек, охваченный  какой-нибудь  сильной
страстью, не в состоянии изучить и разобрать основные черты  ее,  необходимо
прежде  всего  оторваться  от  ее  главной  основы - времени. Не будь ничего
вневременного,  не было бы и  представления  времени. Чтобы  определить, что
вневременное, вспомним только, что  собственно  память похищает, вырывает из
когтей времени. Мы видели, что память сохраняет все, имеющее для индивидуума
интерес  или  значение,  короче  говоря,  все,  что  обладает  для  человека
известною ценностью. Обыкновенно  человек вспоминает о  таких вещах, которые
имели  для  него  когда-либо  известную,  часто   совершенно   неосознанную,
ценность:  эти ценность наделяется их  вневременностью.  Человек  забывает о
том, что так или иначе не ценилось им.
     Ценность и есть это вневременное.  И наоборот: ценность вещи тем  более
значительна, чем эта вещь менее подвержена влиянию  времени. Она, по крайней
мере,  не  должна  являться  функцией времени.  В  каждой  вещи  воплощается
ценность  постольку,   поскольку   она   существует  вне   времени:   только
вневременные вещи положительно оцениваются. Это  положение, конечно, еще  не
исчерпывает сущности ценности, больше  того, оно даже  не  является  общим и
глубоким определением ее. Но оно представляет собою первый специальный закон
всякой теории ценности.
     Достаточно  будет  совершить  беглый  обзор   некоторых  явлений,  чтоб
убедиться  в правильности выставленного положения. Люди  очень мало  придают
значения  убеждению,  которое еще недавно родилось в сознании  человека. Они
вообще  не считаются  с мнением человека,  взгляды  которого находятся еще в
процессе течения, изменения и  т. д. Напротив, неутомимое постоянство всегда
внушает   нам  уважение,  даже  в  том  случае,  когда  оно   проявляется  в
неблаговидных  формах жажды мести и  упрямства. Оно чарующе действует на нас
даже тогда, когда  проявляется  в безжизненных  предметах.  Вспомним  только
"аеге  parennis" у  поэтов  и  'quarante  siecis" египетских пирамид. Слава,
которая выпала на долю человека, светлая память, которую он оставил по себе,
все это  обесценивается в  наших глазах вместе  с мыслью, что они преходящи.
Разнообразные изменения,  которые  претерпевает на  себе  человек,  тоже  не
являются  предметом  особенного  восхищения  для  него.  Правда,  когда  ему
говорят, что он каждый раз проявляет себя с новой стороны, то он будет  горд
и  доволен  и  этим  свойством.  Но  причина  этой  гордости   лежит  в  том
постоянстве,  в   той  закономерности,  с  какой   проявляется   в  нем  эта
разносторонность.  Для  людей,  которые устали жить, не  существует  никаких
ценностей,  они  не  видят  ничего  интересного   для   себя  в   упомянутом
постоянстве. Сюда же  относится  боязнь вымирания рода и исчезновения  имени
человека.
     Всякая  социальная  оценка,  единственным  выражением  которой являются
законодательные акты и договоры,  уже с самого момента своего  возникновения
претендует на непреложность и  полнейшую независимость  от влияний  времени,
хотя бы  обычай  и  повседневная  жизнь  наносит  ли  ей очень  существенные
изменения. Это относится и  к тем правовым нормам,  сила которых (по точному
смыслу  их)  должна сохраниться в  течение  только  определенного промежутка
времени.  Здесь  время фигурирует  в  качес