|
– Погоди. – Бармин жестом остановил Филатова. – Для успокоения совести,
Николаич, послушай Мирный!
– Хорошо, идемте.
Через холл и кают-компанию люди прошли в радиорубку. Семенов включил приемник,
откинув капюшон каэшки, надел наушники и повертел ручку настройки. В мертвой
тишине отчетливо послышалась морзянка.
– Это Белов. Семенов сжал руками наушники. – Над куполом ясно… Пролетели
Комсомольскую… Мирный в эфире… Ветер усиливается… Боковой пятнадцать метров в
секунду… Видимость трипять метров… Белов… Пока держу курс на Мирный… Конец
связи.
Никто не проронил ни слова.
Семенов снял наушники, выключил приемник, набросил на батареи спальный мешок.
– Женя, сколько времени займет перемонтаж? Примерно.
Дугин задумался.
– Трудно загадывать, Николаич, – нерешительно слазал он – Как считаешь, Вень?
– На материке часов бы за пять сработали.
– То на материке… Ну, сутки, не меньше. Да еще емкость для охлаждения дизелей
делать взамен лопнувшей.
– Понятно. – Семенов поднялся со стула. – Если кто хочет сказать – говорите. Но
покороче.
– Не о чем больше говорить. – Гаранин поежился, потопал унтами, – От холода
одна защита – работа. Пошли, друзья.
Один за другим люди покидали радиорубку. Семенов задержал Бармина.
– Следи за нами, Саша. Увидишь, кто дошел до ручки, – применяй власть. Но с
пониманием, дружок.
– Боюсь, Николаич, сорвемся…
– Знаю. А помощи ждать неоткуда, в таком холоде долго не продержимся. Запустим
дизель-выживем. Ну, пошли.
Гаранин
Главными фигурами на Востоке стали Дугин и Филатов. Семенов тоже понимал в
дизелях, но не настолько, чтобы вмешиваться в демонтаж столь сложных агрегатов.
В крышку цилиндров, фасонную отливку из серого чугуна, были вмонтированы
десятки деталей. Чтобы их снять, следовало произвести множество операций,
каждая из которых требовала мастерства и особой точности: отсоединить ог
форсунок трубки, выпускной коллектор от трубы отвода газов и многое другое. И
самое важное – равномерно отпустить все гайки, крепящие крышки цилиндров. Вот
дойдет дело до гаек, тогда и начнется проверка на выносливость. Но пока что
Дугин и Филатов справлялись сами. Они снимали детали и бережно укладывали их на
покрытый брезентом верстак.
Семенову, Гаранину и Бармнну досталась работа, не требующая высокой
квалификации – подготовка временной емкости для охлаждения дизеля. Для этой
цели вполне сгодилась бочка из-под масла, которая нашлась на свалке: пустые
бочки и прочие отслужившие вещи с Востока вывозить – себе дороже, и этого добра
на свалке хватало. Бочку выкопали, уложили на волокушу и потащили к дому,
изредка останавливаясь для отдыха.
Бармин ударил ногой по бочке, сбивая с нее снег, и она загудела поюще и
протяжно. Гаранин проводил исчезающие звуки и оглянулся. Он испытывал странное
ощущение неправдоподобия окружающего его мира; наверное, подумал он, то же
самое чувствуют космонавты, когда смотрят в иллюминаторы своего корабля. Восток
был погружен в абсолютную, воистину космическую тишину. Беззвучно повис
опущенный с безоблачного неба занавес из солнечных лучей, не скрипел под ногами
плотно сбитый снег – отовсюду доносилась лишь тишина. Она была неестественна
из-за своей абсолютности, такую тишину люди не любят и называют могильной. И
вдруг Гаранину пришло на ум простое объяснение, почему он никогда не слышал
такой тишины: ведь на Востоке всегда круглые сутки работали дизели. И
улыбнулсябывало, его раздражал их неумолчный рокот, мешал заснуть. Чудак!
И второе непривычное ощущение с мороза положено входить в тепло, а они вошли в
еще больший холод. Хотя нет, улица и дом температурой уже сравнялись, и там и
здесь сорок восемь. Такой мороз на Востоке и за мороз не считали, по часу
запросто работали на свежем воздухе. Но грелись потом, отдыхали!
Бочка – это еще не емкость, одно днище у нее лишнее. И его нужно вырубить. Тоже
работой не назовешь – на материке, а на Востоке в первые дни и ложку ко рту
поднести – работа. Начали. Один держал кузнечными клещами зубило, другой бил по
нему молотком. Легковат молоток, зубило даже царапины не оставляло на днище.
Подыскали другой, потяжелее, – все равно отскакивает зубило, кувалда ему нужна,
не меньше. А кувалда весит полпуда. Для «гипоксированных новичков», подсчитал
когда-то Саша Бармин, в первую неделю бери коэффициент четыре: значит, два пуда
весит кувалда. Четыре ли, дорогой доктор? Не два пуда, а два центнера весит эта
кувалда…
Раз, два, три – зубило вгрызалось в железное днище. Четыре, пять – есть первое
отверстие. А таких нужно примерно пятьдесят, итого двести пятьдесят ударов,
подсчитал Гаранин. Шесть, семь, восемь, девять…
Бармин задохнулся, выпустил из рук кувалду.
– Что, док, зарядку с гирями делать легче? – подмигнул Дугин, подхватывая
кувалду.
– Занимайся своим делом, Женя, – отстранил его Семенов. – Как-нибудь сами, по
|
|