Впрочем, море не ждет милостей от природы – мало ли когда она решит напустить 
на него благословенную бурю! – а само принимает меры к охлаждению верхнего 
слоя: в год испаряется примерно один метр Мирового океана, и при этом в 
атмосферу уходит огромное количество тепла. Кроме того, происходит 
перемешивание верхних и нижних слоев – как в ванне, когда вы открываете оба 
крана и энергично разгоняете воду ногой. С той лишь разницей, что в океане роль 
ноги выполняют течения, приливы и уже полюбившиеся нам шторма.
И потому вода в океане обычно не нагревается выше тридцати градусов – в такой 
воде, например, я купался в незабываемый день встречи с акулой. Единственное 
исключение – Персидский залив да еще Красное море, где температура воды 
достигает тридцати пяти градусов.
Около десяти лет назад мне довелось там побывать, и с той поры по Красному морю 
я не скучаю. Более кошмарной жарищи да и такой чудовищной влажности воздуха я в 
жизни не перекосил. Даже ко всему привычные акулы в Красном море томные, как 
одалиски после турецкой бани, а о людях и говорить нечего: проторчишь полчаса 
на палубе – и тебя можно выкручивать, как вынутое из горячей воды белье.
– Кстати, о течениях, – – Вилли торжественно поднял кверху палец. – Как раз 
сейчас мы находимся над совершенно уникальным, парадоксальным течением 
Кромвелла. Экваториальные, или пассатные, течения, как ты, безусловно, знаешь, 
идут… в каком направлении?
– В установленном, – ответил я. – Куда приказано, туда и идут.
– Правильно, с востока на запад. Значит, течение Кромвелла идет…
– … с запада на восток, – подсказал я. – Сызмальства знал.
– Значит, ты был вундеркиндом, – с уважением произнес Вил ли. – Дело в том, что 
Кромвелл открыл свое течение уже тогда, когда ты потерял значительную часть 
своей шевелюры – лет двадцать назад.
Проходит оно на глубине ста метров, и одна из наших задач – прощупать его как 
можно лучше.
Затем Вилли рассказал о другом подводном феномене, который тоже входит в сферу 
его интересов, Между теплым верхним слоем воды и слабо перемешанным нижним на 
определенных глубинах можно провести четкую границу, которая называется «слой 
скачка». Разница плотностей на верхней и нижней границах этого слоя столь 
значительна, что на нем может недвижно лежать подводная лодка. Во время войны 
нередко бывало, что засеченные эсминцами подлодки выключали двигатели и. молча 
отлеживались в «слое скачка». Изучение этого слоя очень интересует рыбаков: он 
насыщен кислородом и планктоном, и потому косяки рыб любят заходить туда на 
обед.
Таковы некоторые сведения о штормах и течениях, которые мне удалось выжать из 
Вилли. Сознаю, что их недостаточно, чтобы сделать из читателя 
высококвалифицированного океанолога, но уверен, что ваш кругозор стал 
значительно шире. Теперь вы можете запросто щегольнуть в разговоре такими 
словечками, как «альбедо», «течение Кромвелла», «слой скачка» – разве этого 
мало?
– А сейчас, – закончив свою лекцию, с облегчением сказал Вил ли, – докладывай, 
почему ты считаешь, что Достоевский…
Здесь я избавлю читателя от описания нашего долгого спора и рекомендую 
сэкономленное время потратить на чтение «Братьев Карамазовых». Не пожалеете.
Панамский канал очью произошло важное событие: «Академик Королев» взял курс на 
северо-восток. Прощай, экватор! Десять тысяч миль прошли мы по твоей ниточке, 
разделяющей полушария Земли; ты был к нам благосклонен, избаловал штилем и 
безоблачным небом, и мы будем вспоминать тебя тихим, добрым словом. Прощай и ты,
 хрупкая мечта о Галапагосских островах! До последней минуты, надеясь на чудо, 
лелеял я тебя, но теперь уже точно знаю, что не увижу ни милых моему сердцу 
пингвинов, ни десятипудовых черепах, ни ящериц игуан.
Один слабый, еле заметный поворот руля – и мы очутились в северном полушарии. И 
почти сразу же на нас обрушился лютый холод: температура воздуха понизилась до 
двадцати пяти градусов выше нуля. С таким холодом шутки плохи – пришлось 
надевать брюки и рубашки с длинными рукавами.
Разволновалось и море, волны украсились барашками. Ткаченко рассказывал, что в 
одном из предыдущих рейсов был на «Королеве» врачом Тенгиз, обаятельный и 
веселый красавец грузин. Но в штормы он очень укачивался и страдал. Он выползал 
на палубу, смотрел на море полными тоски черными глазами и с глубоким 
негодованием восклицал: «Ну, у кого повернулся язык назвать таким прекрасным 
словом „барашек“ эти паршивые волны?» Ладно, пусть барашки, пусть волны, но 
зато мы уже не одиноки: с разных сторон к Панамскому каналу спешат корабли. 
Кончилась у штурманов спокойная жизнь – каждые несколько минут они 
всматриваются в локаторы, шарят по океану биноклями и колдуют над картами, 
уточняя курс. В штурманской рубке установлена электронная система «Омега», 
которая автоматически определяет координаты.
Нажимаешь кнопку – и довольно легко можешь определить широту и долготу на 
каждую секунду нашего бытия. Волшебство! Но «Омегу» только-только смонтировали, 
и штурманы относятся к ней с почтительным недоверием, предпочитая древние, но 
надежные секстанты. Это очень обижает электрорадионавигатора Игоря Романова, 
который не надышится на свою «Омегу» и сдувает с нее пылинки. Как-то я 
неосторожно спросил его о принципе работы этого электронного чуда – и тут же 
пожалел об этом, потому что Игорь, обрадованный вниманием к своей подопечной, 
всадил в меня одну за другой дюжину формул и залил полуживого потоком 
теоретических обоснований, Спасло меня «уравнение Максвелла». Когда Игорь 
скороговоркой упомянул о нем, я спросил, что это такое.
– Вы… не знаете «уравнения Максвелла»? – изумленно осведомился Игорь.