черти, но не отсняли ни единого метра пленки.
– Вот увидишь, – срывающимся голосом пророчествовал Василий Рещук, – оно 
появится именно в тот момент, когда сверка закончится!
– Когда уже нечего будет снимать… – горестно вторил Валентин Лихачев.
И действительно, как только флагман эскадры «Академик Королев» рванулся вперед 
и строй кораблей распался, тучи как по волшебству стали рассеиваться, и солнце, 
издевательски подмигивая, засияло в безоблачном небе.
– Ну, что мы говорили? – жаловались операторы и кощунственно грозили кулаками 
ни в чем не повинному светилу.
Мы пошли на восток – строго по ниточке экватора – и будем так идти чуть ли не 
до самой Панамы. Налево – северное полушарие, направо – южное. Одной из любимых 
шуток стала такая: – Ребята, в вашем северном полушарии холодно, пойду погреюсь.

И остряк переходил с левого борта на правый.
Сегодня у меня большой день: я познал квазидвухлетний цикл.
В последнее время Александр Васильевич под разными предлогами увиливал от 
повышения моего образовательного уровня, и я, томимый любознательностью, 
приставал то к одному, то к другому деятелю на уки – кроме Пети, который в 
ответ на мой вопрос тут лее садился за стол и быстро заполнял листки длиннющими 
формулами, от одного вида которых можно было рехнуться. Большое терпение и 
педагогический такт проявил Ткаченко. Впрочем, до меня дошли слухи, что он 
заключил с Шараповым пари. Александр Васильевич. спорил, что разъяснить мне 
суть квазидвухлетнего цикла можно за полгода систематической работы, а Вадим 
Яковлевич брался решить эту задачу куда быстрее. И пари он выиграл.
Так вот что – это такое. Несколько лет назад было замечено, что в нижней 
половине стратосферы наблюдается любопытное явление: примерно раз в два года 
происходит смена западных потоков на восточные, и наоборот. И невероятно важно 
установить, закономерность это или случайность. Если случайность, то рушится 
интереснейшая гипотеза, хороня под своими обломками тома диссертаций; а если 
закономерность – то с карты атмосферы будет стерто большое белое пятно и, 
главное, появится возможность повысить степень точности долгосрочного 
прогнозирования.
Я мог бы ввернуть в это краткое объяснение с десяток научных терминов вроде 
«смены форм общей циркуляции» и тому подобных, но боюсь запутать и себя и вас; 
так что прошу удовлетвориться приведенной выше формулировкой и принять на веру 
исключительную важность изучения квазидвухлетнего цикла в экваториальной зоне. 
Этим на судне упорно занимались и Булдовский, и Пушистов, и сам начальник 
экспедиции. Быть может, результатом их работы и не будет точный прогноз погоды 
на третье тысячелетие, но кирпичик, о котором мы говорили, несомненно, заложен.
Но. если с квазидвухлетним циклом я наконец покончил, то другая проблема, на 
этот раз астрономическо-географическая, так и осталась висеть в воздухе. Более 
того, я утверждал и продолжаю утверждать, что разобраться в ней невозможно и 
человек, который в гордыне своей полагает, что разрешил эту загадку, является 
жертвой примитивного самообмана.
Началось это с мирной беседы за столом в кают-компании. Разговор зашел на 
морские темы. Кто-то сказал, что завтра мы переходим знаменитый 180-й меридиан 
и сможем полюбоваться им в солнечной экваториальной тиши, поскольку на экваторе 
море. волнуется редко.
Юрий Прокопьевич тут же вспомнил, как в прошлом рейсе «Королев» перед самым 
Владивостоком попал в тайфун. Тряхнуло сильно, крен достигал 39 градусов – 
довольно опасный крен, смею вас заверить.
Я поведал о шторме в проливе Дрейка, когда волны, казалось, захлестывали 
рулевую рубку «Оби», а капитан припомнил, как однажды в сильнейший 
двенадцатибалльный шторм его китобоец чуть не погиб: судно легло на борт, с 
него сорвало шлюпки, часть фальшборта, в помещения хлынула вода… Хотя каждый 
моряк побывал в подобных передрягах, такие воспоминания всегда слушаются 
внимательно, с интересом. Тем более на судне, в открытом море: мало ли что 
может случиться, а такие истории-это не просто «травля», а вроде бы обмен 
опытом. Капитан рассказал, как удалось откачать воду, восстановить остойчивость 
китобойца и выйти из шторма, и заключил совсем вроде бы незначительной 
подробностью: – На следующий день после шторма у меня был день рождения, и его 
удалось отметить! Не то что в нашем прошлом рейсе, когда мы проходили с востока 
180-й…
– А что случилось? – поинтересовался я.
– 180-й меридиан мы проходили 8 ноября, а мой день рождения приходится на 
девятое. А девятое-то исчезло, сразу десятое ноября на ступило.
– Это почему? – поразился я.
– Как почему? – в свою очередь, удивился капитан. – Вы, наверное, прослушали: 
«Королев» проходил 180-й меридиан с востока на запад.
– Ну и что?
Сидящие за столом переглянулись.
– А то, что в этом случае один день из календаря выпадает. Вот завтра мы 
перешагнем 180-й с запада на восток, и 13 мая у нас повторится дважды.
– Элементарная география, – мягко разъяснил Юрий Прокопьевич. – На этом 
меридиане происходит смена дат.
– Совершенно ясная вещь, – подключился Ткаченко, чувствуя, что я с крайним 
недоверием отношусь к этой версии. – Каждые несколько суток мы переходим в 
очередной часовой пояс. Сегодня разница во времени с Москвой у нас одиннадцать 
часов – это если смотреть на запад; а если смотреть на восток – то тринадцать. 
Но в момент пересечения 180-го меридиана двенадцать часов будет по обе стороны.