время, и море для человека станет домом. Об этом пока пишут фантасты: в 
«Маракотовой бездне» и «Острове погибших кораблей» жизнь обитателя моря кажется 
удивительной и завидной. Но сколько бы ни писали о том, что траулер для рыбака 
второй дом, какие бы романтические специи ни добавляли в суровые будни морского 
бытия, дом рыбака остался на земле.
Работает рыбак и днем и ночью – вахтам безразличны времена суток. Работает он 
до седьмого пота, выжимая из себя все, – таков темп рыбацкого конвейера. И, 
отстояв вахту, он идет в столовую, а потом в каюту, где его никто не ждет. 
Где-то в тысячах милях от него жена, досматривает сны сынишка, вспоминают о том,
 кто в море, старые родители, которым вообще плохо спится, а сейчас особенно: 
каково там, в океане, их повзрослевшему мальчику?
А в океане бывает по-разному. Иногда целыми неделями бушуют штормы, к которым 
нельзя привыкнуть: их можно только научиться терпеть. Такие дни самые тяжелые: 
с тралом работать нельзя, теряется смысл жертв, на которые пошел рыбак, покидая 
землю. Как ничтожную игрушку швыряют волны тысячетонный траулер со всем его 
содержимым. Нужно быть очень мужественным и волевым человеком, чтобы не пасть 
духом в эти тяжелые дни.
И выдерживают самые сильные. Море производит жестокий естественный отбор – тот 
самый, о котором писал Дарвин. Слабые уходят. У них начинается наиболее опасная 
для рыбака болезнь – неистребимое желание скорее, любым путем вернуться на 
землю. Они уже не работники; их руки теряют силу и ловкость, у них исчезает 
чувство юмора, тускнеют глаза. Только домой, чего бы это ни стоило! Одному 
начинает казаться, что ему изменяет жена, – и он упорно вбивает в голову эту 
жалкую мысль, которая оправдывает его в диалоге с самим собой. У другого 
появляется ненависть к морю, причиняющему столько мук, и он проклинает тот день 
и час, когда решил стать рыбаком. Третий оказался просто слаб – он хотел бы, но 
не может выдержать темпа, он слабеет, худеет и перестает стыдиться своих слез: 
крайняя степень деградации рыбака. Четвертый уверяет себя и других, что не в 
силах обуздать в себе физические желания, – таких настоящий рыбак презирает 
едва ли не больше всего.
И слабые уходят искать любого другого, только не рыбацкого счастья. О них никто 
не вспоминает, а если случайно приткнется к разговору фамилия беглеца – ее 
выбрасывают, как окурок.
Остаются самые сильные, мужественные, волевые. Они бы тоже отдали полмира за то,
 чтобы приласкать жену или купить сыну эскимо; они тоже безмерно устают и 
вступают на очередную вахту с налитыми свинцом руками: они тоже с радостью 
побродили бы сейчас по тверди, на которой не швыряет от переборки к переборке и 
которая не рвется из-под ног. Они тоже отдохнули бы в воскресенье, но у рыбаков 
нет воскресенья: на море дни обезличены, потому что рыбак не знает календаря. 
Потом, на земле, рыбак получит отгул, но это будет потом.
Так почему же рыбак, придя домой и отдохнув несколько недель, снова стремится в 
море? Что он, слепец, что ли, или просто не имеет другой профессии, которая 
прокормила бы его на земле? Или он погнался за длинным рублем?
Подумайте так – и вы смертельно обидите рыбака. Скажите это ему – и никому не 
жалуйтесь на оскорбление действием, потому что он вас ударит по физиономии, а 
вы его – больнее, в душу.
Почти четверть команды современного траулера – это механики и мотористы, в 
которых очень нуждается и всегда будет нуждаться земля. Везде найдет себе 
работу кок – в любой столовой, и даже иногда в ресторане: на многих судах у 
плиты стоят повара высокого класса. Стоит только матросу Павлу Степановичу 
Мельникову захотеть – он сядет за руль троллейбуса, который он держал в руках 
двенадцать лет. Работы художника Виктора Петрушевского известны многим. Николай 
Антонов – хороший музыкант, и от его услуг не откажется оркестр.
Передо мной лежит судовая роль, в ней – фамилии восьмидесяти человек экипажа 
«Канопуса», и каждый из них, пожелай он того, мог бы стать заметным человеком 
на суше: он крепок физически и морально, умен и находчив – это у рыбака 
профессиональные качества, он имеет образование не ниже восьми классов – иначе 
в рыбаки теперь не возьмут.
Заработок? Когда рейс удачный, заработок действительно хорош, но шахтер и 
металлург зарабатывают не меньше. Да и что такое деньги для рыбака в море, если 
он не может купить на них бутылку пива, посмотреть новый спектакль и 
преподнести жене на день рождения букет пионов? Уходя в море, рыбак оставляет 
жене аттестат, возвратившись, получает остаток, который не так велик, как 
многие себе представляют. Конечно, придя домой, рыбак хорошо одевается и хорошо 
одевает семью, старается получше обставить квартиру – деньги есть деньги, и они 
дороги рыбаку, как и каждому рабочему. Но, повторяю, рабочие многих профессий 
могут позволить себе не меньше, а иногда больше, чем рыбак. Значит, не в 
заработке дело.
Так почему же рыбак снова идет в море? Почему он вновь и вновь оставляет 
любимую семью и любимый город, зачем он снова ищет бури, этот неугомонный 
чудак?
Я попробую объяснить это, хотя знаю, что сделаю это неважно. Любое, даже самое 
умное объяснение человеческих побуждений – слова, слова, слова… Чтобы понять 
рыбака, нужно его знать и наблюдать, нужно пробыть с ним весь рейс, от начала 
до конца; видеть, как он прощается с землей; полгода, работая не за страх, а за 
совесть, тоскует о ней и наконец ступает на нее, до дрожи волнуясь. Я же пробыл 
с рыбаками менее трех месяцев и многое могу только домыслить.
И все-таки попытаюсь…
Попробуйте на индейца с неведомых цивилизации берегов Амазонки надеть фрак и 
поселить в роскошном дворце со всеми удобствами; предложите летчику-испытателю,