азбуки. Так вот, пирамида – это азбука. Она – первооснова.
Но все эти размышления начались позже. А тогда, секунду спустя после остановки 
машины, мы уже мчались к пирамиде Хеопса, чтобы прикоснуться к ее священным 
плитам. Сделав это и малость успокоившись, мы задрали ввысь головы и с немалым 
удивлением отметили, что пирамида основательно поизносилась. Ее известняковые 
плиты выщерблены, словно по ним прошлись отбойным молотком. Когда-то гладко 
отшлифованные, они теперь выглядят как гигантские ступени лестницы для 
великанов. Кроме того, у пирамиды Хеопса нет верхушки. То ли у фараона Хеопса 
не хватило терпения, то ли схалтурили снабженцы Главпирамидстроя, но факт 
остается фактом – верхушки нет. Некоторые ученые полагают, что она сначала была,
 а потом исчезла – кто-то стащил безлунной ночью.
Кстати, без верхушки пирамида стала ниже на 9 метров: теперь ее высота всего 
137 метров. Узнав об этом, я решил, что имею шансы на нее вскарабкаться. 
Товарищи снабдили меня превосходными советами, из которых особенно запомнился 
один: падать на правый бок, и я полез. Но из-за сильнейшей жары, когда до 
верхушки оставалось каких-нибудь 130 метров, пришлось вернуться назад. Теперь я 
понимаю чувства альпинистов, которым не дается последняя сотня метров. Она 
самая трудная.
Однако мои усилия были вознаграждены: под одной плитой я подобрал три осколка. 
Я готов выслушать любое число шуток по поводу происхождения этих камней. Уж 
я-то знаю, что они подлинные, и мой сын Саша мне поверит. Он знает, что его 
папа искажает истину в исключительных случаях, и только в интересах юмора и 
сатиры.

История не сохранила имени гениального архитектора, проектировавшего пирамиду, 
но зато каждый школьник назубок знает, кто такой Хеопс. Впрочем, а разве нам 
известно, кто изобрел колесо, бумагу, календарь, компас, кирпич? Патентные бюро 
в те времена работали из рук вон плохо, а летописцы древних монархов больше 
писали об их божественном происхождении от крокодила или коровы, чем о 
действительно важных для истории вещах. Но наши сведения о том же Хеопсе 
настолько скудны, что ученый мир приходит в смятение, когда вновь найденная 
табличка неопровержимо доказывает, что его величество имел в пасти 
запломбированный зуб, а в детстве переболел коклюшем. Что ж, когда мучает жажда,
 приходится пить даже болотную воду.
Фараон Хеопс был черствый и жестокий человек, с непомерно раздутой манией 
величия. И поэтому мы не отказали себе в удовольствии осмотреть его могилу, 
точнее – нишу, в которой когда-то покоилось августейшее тело. На высоте 
четырех-пяти метров находится широкая дыра. Мы пролезли в нее и, согнувшись в 
три погибели, стали карабкаться по лестнице, вроде той, которую строители 
используют для подноса кирпичей и раствора. В пирамиде было душно – Хеопс 
позаботился только о своих удобствах. Наконец мы забрались в помещение размером 
с гостиничный номер на четыре койко-места. Здесь возвышалась гранитная ниша, 
внутри которой, озаренный лампами дневного света, величественно возлежал окурок.
 Самого Хеопса в нише не было, да он был и не нужен. И вообще, усыпальница 
фараона кажется лишней в пирамиде. Затратить количество физического труда, 
равного которому не знала история, только для того, чтобы поместить в нишу 
бренные останки фараона, – эта нелепость не укладывается в рационально мыслящем 
мозгу современного человека. В отличие от самой пирамиды, перед которой хочется 
снять шляпу и благоговейно молчать, ниша Хеопса производит легкомысленное 
впечатление. Даже внушительного профессорского вида толстяк француз в золотых 
очках, который после подъема минут десять не мог разогнуться и тихо стонал, и 
тот отпустил по адресу Хеопса какую-то шутку, вызвавшую единодушное и весьма 
шумное одобрение группы его соотечественников. «От великого до смешного один 
шаг», – как сказал когда-то Наполеон Бонапарт. Безусловно, он имел в виду 
Хеопса и его коллегу Хефрена, хотя некоторые историки полагают, что знаменитый 
афоризм Наполеона был высказан в порядке самокритики. В свое время Наполеон, 
томимый любознательностью, посетил пирамиды вместе с группой экскурсантов, 
одетых в экзотическую униформу и с ружьями вместо тросточек. Пирамиды произвели 
на полководца настолько сильное впечатление, что он решил их, а заодно и Египет,
 присоединить к Франции. Турки, которые тоже очень любили пирамиды, а заодно и 
Египет, сначала возражали, но в последовавшей дружеской дискуссии Наполеон 
привел такие веские аргументы, что турки вынуждены были согласиться. Затем в 
пирамиды, а заодно и в Египет, влюбились англичане, потом снова французы, снова 
англичане… Это продолжалось до тех пор, пока в Египет основательно не влюбились 
сами египтяне. Так и закончилась эта лирическая история.
Однако вернемся к Хеопсу. Через его усыпальницу проходят целые стада туристов, 
многие из которых считают, что их имена должны быть увековечены рядом с именем 
легендарного фараона. На стене расписалась даже Ева, хотя знатоки Библии 
полагают, что это не та самая Ева, поскольку первая супружеская пара была 
неграмотна. В 1841 году гробницу удостоил своим посещением некий Файджой, а 
через какое-то время – Джепал. Год, который он выцарапал под своим именем, нам 
разобрать не удалось. Если кому-либо из вас это кажется существенно важным, 
попробуйте уточнить сами: подпись Джепала находится в левом углу, метра полтора 
от пола, над двумя окурками сигарет «Кэмел».
Сфотографировавшись у входа в пирамиду и сделав себя тем самым достоянием 
истории, мы отправились к Хефрену. По дороге нас перехватили два таинственных 
незнакомца и предложили – разумеется, не бескорыстно – показать мумию. Мы 
согласились и тут же пожалели об этом. Нас волоком протащили в затхлое 
подземелье, где во весь рост не могла бы стать даже кошка, зажгли свечу и 
предложили заглянуть в узкую щелку. Мы по очереди заглянули и пришли к выводу,